Цыбуля Валерий Викторович
Страхолюдие
В А Л Е Р И Й Ц Ы Б У Л Я
С Т Р А Х О Л Ю Д И Е
Душераздирающая история поведанная осужденной Маргарет Морлей в канун казни священнику. Рукопись подтверждающую дальнейшие события, русские мореплаватели обнаружили год спустя, на одном из островов Тихого океана.
Ч А С Т Ь 1
" Одно обстоятельство еще более усиливало недоумение моряков, собиравшихся по вечерам в кабачках на морском берегу: за всю долгую стоянку шхуны ни один человек из ее экипажа не сходил на берег".
Луи Жаколио.
Т А И Н С Т В Е Н Н А Я Ш Х У Н А
Начало ХХ века. Где-то в Тихом океане.
Дверь с шумом распахнулась и в сумрачном провале возник высокий стройный мужчина, лет тридцати отроду. Его широкие плечи весьма неуютно, но умещались в импозантном желтом смокинге где красные кожаные лацканы как нельзя, кстати, гармонировали с природным, безмятежным румянцем лица. Розовощекий джентльмен окинул игривым прищуром всю кают-компанию, в чьих стенах пестрела группа элегантных и, в некоторой мере, чопорных особ противоположных статей.
- Господа, я страстно извиняюсь за мое столь беспардонное опоздание и мечтаю настоятельно заверить всех собравшихся, что никоим образом не имел намерений выказать непочтение таким, с позволения сказать, варварским поведением.
Судя по выражениям лиц, публика была смущена глубоким содержанием оправдательной тирады. Оратор, тем временем, театрально склонил голову к груди, свесив блестяще-черную штору щегольского чуба.
- Смею надеяться на пощаду и готов безропотно принять любой приговор наших очаровательных дам.
- Бог с вами! - Не выдержала дама средних лет, которая пышно восседала во главе стола. - Что вы граф такое удумали? Мы в самых бескрайних пределах рады приветствовать вашу персону в нашем обществе. - Она оставила в покое бланманже с тем, чтобы в сопровождении скуповатой но, тем не менее, ослепительной улыбки, указать вошедшему на свободное место.
Впрочем, некоторые из присутствующих отметили в ее интонации и мимике изрядную порцию фальши, что являлось следствием доселе неосязаемой неприязни, существующей лишь на интуитивном начале. Я подразумеваю ту антипатию, которая в отдельных случаях зарождается в виду личных индивидуальностей и практически с первой минуты общения рождает в сознании положительные либо отрицательные эмоции к оппоненту.
Не мешкая ни секунды кают-юнга бросился, отправлять свои обязанности по обслуживанию нового гостя, с надлежащим тщанием и, с явно выраженными признаками наисладчайшего раболепия.
Считаю необходимым вкратце, и немедленно, изукрасить читателю гостей, путешествующих на шхуне "Святой призрак".
Как упоминалось выше, во главе стола восседала пышная дама средних лет. Это баронесса Ингерта фон Засецкая, некогда польская красавица, а ныне весьма титулованная особа в собрание лондонского бомонда. Еще в юном возрасте, получив превосходное гуманитарное образование в столице Туманного Альбиона, молоденькая пани горячо полюбила этот старинный, загадочный город. Спустя пару лет после окончания университета Засецкая вернулась из неспокойной Варшавы обратно в Англию, дабы натурализоваться тут основательно и на всю жизнь. Будучи горячей поклонницей сценического искусства, а так же благодаря отнюдь не скромным связям своего известного на всю Европу - в политических кругах - папеньки, баронесса инвестировала в Лондоне свой собственный театр "Афина-Паллада". Театр, со временем, сделался довольно популярным в культурной жизни столичной знати: который даже неоднократно посещали члены королевской семьи, чем баронесса ревностно гордилась.
По правую руку от Засецкой расположилась чета знаменитых английских драматургов - мистер и миссис Кармайн. Романы и пьесы их совместного творчества неизменно славятся в среде театральных и литературных гурманов скандальной репутацией; наряду с бешеной популярностью. Их чернильные труды безнадежно тонут в реках непристойного садизма, пестреют сценами изощренных убийств и душераздирающими сюжетами с участием несметных полчищ всевозможной нечисти. Видимо, в связи со столь неадекватной экстравагантностью, этого рода произведения и пользуются, в разумеющейся степени, ажиотажем. Поэтому, уже известная нам баронесса фон Засецкая периодически включает постановки творений Кармайнов в репертуар своего детища: преследуя цель не отставать от модных веяний. А лично Генри Кармайн, являющийся восприемником французского аристократизма, проведши отрочество во Франции, и по сей день продолжает посещать незакомплексованный Париж, радуя местную публику пикантными "опусами" в стиле "Извращенный модерн".
Следом за молодыми, фонтанирующими здоровьем Кармайнами, старчески сутулясь и нервно помигивая, крабовым панцирем хрустел джентльмен почтенного возраста, о чем свидетельствовала реденькая с ослепительно хлопковой сединой шевелюра. А его истерзанное кривыми морщинами чело, особенно подчеркивало угрюмую серьезность и талант к глубокомыслию. Прошу любить и жаловать - Смит Кортнер, американский писатель из Чикаго. Основной жанр его жутких романов - криминальная мистика с элементами ужасов. В виду этого обстоятельства, в своей стране Кортнера уже более двух десятилетий величают непревзойденным мистификатором ушедшего и ныне марширующего столетий. Такое темное прозвище надежно приклеилось к блистательному автору после выхода в свет романа "Тень детоубийцы". "Хлеба и зрелищ!" это уже не актуально", сформулировал для себя Кортнер и вывел новую формулу - "Крови, человеческого мяса, и еще раз крови!" В результате, читая "Тень детоубийцы" у многих по заледенелым щекам текли слезы уже при штурме второй страницы. А некоторые чрезмерно ранимые дамы, лишались чувств. "Кровавый томик " разошелся миллионным тиражом, и на банковском счету автора появилось увесистое состояние.
Сразу за седовласым писателем, уничтожение клубничного суфле производила очаровательная леди. Ее огромные черные глаза, самую малость, еле заметно, пленительно косили. Смуглая бархатистая кожа выглядела без малейших изъянов, а пышно убранная прическа имела цвет ночного неба в полнолуние. В судовом журнале красотка значилась как Мадлен Стрейд. Всем присутствующим - из ее личных откровений - было известно, что леди является начинающей актрисой. Не так давно Мадлен дебютировала на сцене сразу в главной роли, в постановке известного бродвейского режиссера Эдуарда Челлси. Юное дарование, решительно растоптав врожденную впечатлительность, блистательно сыграла трагическую роль жертвы любовной измены, которая восстала из могилы для заслуженного возмездия.
По окончании триумфальной премьеры о ней заговорили как о талантливом открытии. А после выхода утренней нью-йоркской "Санди Таймс" обворожительная Мадлен проснулась бродвейской знаменитостью.
С самого начала трапезы за Мадлен Стрейд пытался утонченно ухаживать - правда, безрезультатно - мистер Бэри Адер Эскот. На данном этапе своего жизненного пути Бэри Адер служит ведущим режиссером одного из лондонских театров средней руки. Будучи выходцем из провинции он длительное время занимался упорным поиском своего места под солнцем. И вот однажды, благодаря упорству и приобретенным связям он был принят на ответственную должность режиссера в скромное периферийное варьете. А дальше, как говорится, порыва творческого всплеска было не удержать. Однако, пару лет назад, в светской хронике проскакивали некоторые слюнявые факты, на основании которых над Эскотом клубились подозрения в нечистоплотности на пути достижения пика своего карьерного роста. Впрочем, многие не без иронии считают это пустой газетной сплетней.
Теперь окинем взглядом левый фланг застолья, где мы имеем удовольствие созерцать - подле баронессы - еще одно прелестное создание. Жгучая блондинка с густо синим взглядом, по-детски пухлыми губами и высокой грудью, есть приемная дочь госпожи Засецкой. Баронесса удочерила несчастное дитя пять лет назад, после трагической гибели - под колесами кеба - ее настоящих родителей. Тогда девочке едва стукнуло двенадцать. До этого Засецкая своих детей не имела - равно как и супруга. С первого же дня выхода в свет, девочка стала неизменной тенью своей щедрой покровительницы. Тем не менее, невзирая на официальное положение, в кулуарах столичных клубов можно услышать версию, будто мачеха питает к юной особе не только материнские чувства. А самые отчаянные ревнители благочестия, даже осмеливаются - трусливым шепотом - обвинять достопочтенную баронессу в содомии. Но, справедливости ради, отмечу; к язвительным репликам подобного рода большинство относится с однозначным недоверием.