Лейтенант быстро сократил расстояние между ним и бомбардировщиком. Тот только набирал высоту, да и его защитные турели покрывали лишь пространство за самолетом, по бортам и частично под ним. Бомбардировщик не мог ничего сделать самолету, приближающемуся спереди. Кацура выждал момент и зажал гашетку.
Ничего не произошло.
Не осталось ни одного снаряда у пушек, ни одного патрона у пулеметов. Весь боекомплект был израсходован. Возможности его пополнения не предвиделось в принципе. Кацура вспомнил фразу ныне заместителя начальника генштаба ВМФ, Такидзиро Ониси, которую он увидел в газете когда был в метрополии — «Когда кончились патроны, помни, что последний боеприпас — это ты сам». Такидзиро Ониси никогда не говорил и не печатал такой цитаты, но мозг лейтенанта, работавший на какой-то запредельной скорости в эти секунды, воспринял для себя руководство камикадзе, которое Кацура в жизни не читал. Он приблизился к бомбардировщику в упор, время, казалось, не сдвинется с мертвой точки никогда.
Последним словом Кацуры стало «Хисацу!» - «Рази без промаха!». В этот же момент А6М5 столкнулся с Пе-2 лоб в лоб. Неповоротливый бомбардировщик не имел шансов успеть уйти от тарана маневренного истребителя. Винты обоих самолетов зажевали друг друга, конструкции стремительно разваливались, «Зеро» влетал в кабину бомбардировщика. Советские летчики выглядели крайне испуганными, они инстинктивно пытались увернуться от угрозы, как будто это был какой-то небольшой камень. Очень редко советского военнослужащего можно было увидеть в столь жалком виде. На лице лейтенанта Кацуры не дрогнул ни один мускул. Кацура вошел в вечность.
Оба самолета взорвались в воздухе. Большой бомбовый запас Пе-2 сдетонировал так громко и мощно, что осколки самолетов разлетелись во все стороны на большие расстояния. Кацура погиб, забрав за собой троих советских летчиков. Вряд ли его подвиг зафиксировал хоть кто-то, кто потом смог бы написать об этом статью или упомянуть в своих мемуарах, и он, как и сотни тысяч других таких героев, хоть и вошел в вечность, не остался в истории даже в качестве мельчайшего упоминания. Но сражался и погиб он не за свою личную славу, а за родную страну и ее величие, за Восходящее Солнце, которое, в отличии от авианосцев и линкоров, не тонет и не заходит. Война для него закончилась, но не для остальных — продолжался рейд на порт, продолжалась вся Вторая Мировая Война, которой пошел уже седьмой год.
Лейтенант не стал первым погибшим летчиком в этом сражении, в бухте уже «поубавилось» Зеро, и постепенно ее затягивало густым темно-серым дымом, исходившим от множества горящих кораблей и резервуаров. В битве был поврежден японский «Хибики», который, с большим пожаром, распространившимся едва ли не на половину корабля, отступал назад. Несколько других эсминцев уже шли на дно, а один вообще взорвался еще будучи в более-менее целом состоянии, из-за чего корпус треснул надвое и быстро ушел под воду, оставив лишь большое количество членов команды, которые теперь пытались добраться до соседних кораблей, или хотя бы вылезть на берег, чтобы принять бой на суше. У «Кацураги», на удивление, не было крупных повреждений, хоть и один раз он оказался на грани — выпущенный с береговой батареи снаряд пролетел точно над настройкой, ювелирно сбив радар и безрезультатно плюхнувшись в воду, уже за авианосцем. Теперь флагман соединения оказался ослеплен, но продолжал быть полностью пригодным к исполнению своей основной, как авианосца, задачи — принять назад все взлетевшие с него самолеты. В целом, сейчас удача была на стороне японцев.
Раздался еще один взрыв — это взорвался советский корабль. Удачное попадание главного калибра крейсера «Китаками» сделало с противником то же, что он недавно сделал с императорским эсминцев — он так же развалился надвое и быстро пошел ко дну, а команда поспешила к берегу. По стечению обстоятельств, ближе всего для них было вылезть примерно на том же месте, где до этого вылезали японские матросы. Мало кто заметил это в пылу сражения, но наблюдательный адмирал Миядзаки с биноклем уже рисовал в голове картину грядущего рукопашного боя насквозь мокрых матросов, потерявших свои корабли, и ни на секунду не сомневался в победе своих подчиненных. От размышлений его оторвал очередной крупнокалиберный снаряд, пролетевший буквально в сантиметрах от надстройки и приземлившийся в воду рядом с кормой авианосца. Миядзаки, наконец, снова посмотрел на место баталии — прямо в этот момент огнем зениток одного из советских эсминцев был в воздухе подожжен «Зеро», который, загоревшись, напоследок врезался в этот же эсминец. Конечно, у него не было бомбовой нагрузки, и взрыв никак не повредил врагу, но адмирал уже счел это чем-то вроде первого применения летчиков-камикадзе против советского флота.