— ПВО врага применили неизвестное оружие и уничтожили несколько десятков бомбардировщиков. Остальные возвращаются на базу.
— Ты… Вашу мать, какое, нахрен, оружие?! Эти обезьяны не могли сделать ничего, кроме тарана, последние полгода!
— Поверьте, товарищ генерал-майор, у меня и у экипажей тоже много вопросов.
— Я… Я не знаю, что сказать. Я буду на Гавайских островах завтра утром. Проведите в этом проливе усиленную разведку и аэрофотосъемку, может оказаться, что это какая-то сраная одноразовая импровизация.
Лемэй бросил трубку.
Он попытался держать себя в руках, но через пару секунд переломал надвое карандаш в руках и кинул его в другой угол комнаты. Сейчас он был один в своем кабинете, и мог позволить себе любые непотребства — он высказал столько расистских терминов по отношению к японской нации, что мог сравниться с отъявленным генералом Паттоном, способным рассказывать антисемитские лозунги и теории в перерывах между войной с нацистами в Европе. Его можно было понять — даже если просто смириться с фактом, что японцы научились отражать рейды «суперкрепостей», то почему это должно узнаваться им через провал операции в не самом очевидном месте? Из всех городов и точек, которые бомбились последние недели, ни на одном объекте такой ПВО обнаружено не было, а следовало ему начать реально стратегически важную операцию, после которой коллапс Японии стал бы вопросом времени куда более близкого, чем без этого, как они внезапно начинают сбивать бомбардировщики десятками. Что вообще это было? Лемэй стал понимать, что его авторитет, кажется, находится под серьезной угрозой — проиграть в стратегической бомбардировке японцам в марте 1945 было скорее сюжетом националистического анекдота из Токио, нежели реально потенциально возможной ситуацией.
«Вот бы и остальные генералы сели в лужу на этом противостоянии, чтобы не могли смеяться надо мной» - на секунду пронеслось в голове генерал-майора ВВС США.
А хвостовой стрелок B-29 Superfortress тем временем почти спустился на парашюте. Ничем хорошим место, куда его забросил ветер, не отдавало — это была одна из тех дорог, которые штурманы использовали для определения географического ориентира. До земли оставалась буквально пара десятков метров. Стрелок резко поднял ноги вперед и вверх, что несколько поменяло его слишком прямую траекторию падения и позволило опуститься на землю более мягко, но при попытке затормозить ногами тот упал на спину в собственные стропы. Страх быть схваченным был слишком велик. В панике он даже не стал искать нож и какой-то нечеловеческой силой порвал парашют руками, после чего кинулся в лес через канаву. Он рванул даже не смотря на местность. И зря.
Через две минуты бега он вылетел на какие-то странные, даже жидкие кусты на поляне и попытался прорваться через них не сбавляя скорости. Стрелок упал, а за ним с грохотом свалилась какая-то железная труба на сошках. Сразу послышались японские крики, кто-то передернул затвор, кто-то побежал к солдату.
Других вариантов не оставалось. Он медленно поднялся на колени и поднял руки. Он только что попал в японский плен. Говорили, что это хуже, чем концлагеря у нацистов, и что узкоглазые чуть ли не намеренно побивают все рекорды по кровожадности и отвратительности своих действий с военнопленными, нонкомбатантами, мирным населением оккупированных территорий. Ему не хотелось проверять, правда это или нет, но выбора не оставалось. Мыслями он уже проходил свой «Батаанский марш смерти», только где-то в другом месте.
Его окружили. Это были далеко не лучшие солдаты Императорской Армии — одетые в затасканную униформу, со старыми «Арисаками» они явно были даже третьей, а не второй линией, и даже в темноте походили скорее на резервистов, но такой шаг был оправдан — не имело никакого стратегического значения выдавать лучшее, что способна создать почти уничтоженная военная промышленность страны, подразделениям пехоты и артиллерийским расчетам на внутреннем берегу Кюсю. И все таки, что помешало ему продолжать побег?
Стрелок медленно развернулся и увидел лежащую на боку конструкцию — это было несколько сваренных рельс на сошках, от начала до конца длинною 5-6 метров. Что-то такое делали русские, они называли это “Katyusha rocket launcher”.Только там единиц такого вооружения на одной машине было куда больше за счет их куда меньшего размера. Кажется, стрелок все понял. Большие зенитные ракеты, запускаемые, по сути, вручную с импровизированной «взлетной полосы» для задавания вектора полета. Действительно. Это работало по принципу артиллерии — направить конструкцию (пользуясь динамичностью деталей) примерно на цель, зажечь и убегать, пока не прогорел фитиль и какое-нибудь едкое химическое топливо не сожгло тебе голову. Придумывать, почему его страна не создала такие вещи, а Империя смогла, он уже не стал — он находился на другой стороне противостояния авиации и ПВО, а поскольку зависела от него лишь защита хвоста бомбардировщика от истребителей, гением в области разработки ракет и зенитных средств он точно не являлся.