—Есть такое, я думаю. Их менталитет правда похож на наш, мы поняли это в 1939 на Халхин-Голе и на озере Хасан. Тогда в армии буквально взорвались, не понимая, почему мы не смогли их победить, хотя для нас границы Монголии довольно близки, а правительство Советской России находится в тысячах километрах западнее, а значит, не могло обеспечить должной защиты дальневосточных рубежей. Хорошо, что потом мы все таки договорились с ними и долгое время получали нефть для нашей авиации и флота с их части Карафуто. Они называют это Сахалин. Знаешь, это довольно удивительно, учитывая, что сорок лет назад мы унизили их страну, когда они проиграли нам при Цусиме и в итоге Россия едва не развалилась от первой революции.
—Ничего удивительного, сорок лет назад у них был царь, а теперь большевики. Это именно большевики устроили ту первую революцию, они довольно бесчестны, они использовали тяжелую ситуацию на фронте не как сигнал к патриотическому подъему и консолидации общества, а как хороший момент чтобы раскачать лодку и попытаться развалить свою страну. Знаешь, я изучал эту тему в свободное время между мировыми войнами. Большевики предали всех, кого только могли — они поддержали свержение царя своими идеологическими противниками в феврале 1917, а в октябре того же года восстали против них и свергли капиталистов. Трудно поверить, но все это сопровождалось продолжающейся Великой войной, которую их империя только начала выигрывать. Русские преодолели снарядный голод и начали продвижение, но в итоге все испортило сначала бестолковое самоубийственное наступление капиталистов, а потом второй переворот, после которого большевики вообще договорились с нами, ну, тогда еще Германской Империей, о перемирии. Знаешь, на каких условиях?
—Хм… Вряд ли. Думаю, очевидно, что они признали свое поражение, но я не особо много понимаю в географии России.
—В общем, они отдали нам территории на западе, согласно тому, что хотел кайзер. Там находилась треть их промышленности и четверть населения страны. Это по «линии Гофмана», если знаешь. Там всего что-то около пяти тысяч промышленных предприятий. Я вообще не поверил, когда читал это, но оказалось, что они реально готовы были на это пойти. Жаль, что скоро мы были вынуждены подписать мир и не получили ничего из этих территорий. Знаешь, даже в лучшие времена, летом 1942, мы контролировали не многим больше территорий, чем они были готовы уступить нам без боя в 1918. Я понимаю, почему весь мир ненавидит большевиков. И, знаешь, очень рад, что нам удалось не допустить их победы в Германии. Ну, хах, довольно самокритично… Но я имею в виду, что мы проиграли им в тотальной войне, а не отдали половину страны просто так, по желанию какого-нибудь главного еврея с книгой Маркса. Я уверен, это не конец. Это в какой-то степени братоубийственная война. Нас победили не большевики, а русский народ. Он, как и ваш, японский, очень жертвенный и отважный. Жаль, что он стал материалом в руках евреев, жаждущих бросить его в топку пламени своей мировой революции. У них мог бы быть такой же величественный путь, как у Японии. На самом деле, я бы хотел видеть русских не по ту сторону фронта, а в одном с нами окопе, единым фронтом против англоамериканцев. Это они другие, а не мы с русскими. У них морская цивилизация, у нас, русских и японцев сухопутная.
—Кхм… Это ведь не акт поддержки Императорской Армии прямо на морском судне, хех?
—Нет-нет, дело не в ваших межвойсковых спорах, хах. Об этом писал наш философ Карл Хаусхофер. У него была идея военного союза «Континенталблок», ну, или по другому, ось Берлин-Москва-Токио. В реальности вышло так, что вместо Москвы там появился Рим, не самый лучший союзник, знаешь ли. Они подвели нас раньше всех, и всегда были скорее обузой, чем помощью.
—Да уж, Рим это нечто. Зря они попытались строить из себя наследников своей же Римской Империи, их успех в далеком прошлом не повлиял на ситуацию в наше время, они остались позади. Слушай, это правда, что у русских было что-то вроде камикадзе до того, как это начали использовать у нас?
—Ну, как бы да, но не совсем. Это не поставленное на поток явление, и не было там таких подразделений. Просто, если русского летчика сбивали, он постоянно пытался или подрезать врага в полете и погибнуть вместе с ним, или направлял самолет на нашу наземную технику, как бы, забирал с собой компанию. Это тоже то, что нас сильно удивило в начале войны. Буквально с первого же дня нас нередко таранили горящие самолеты, и знаешь, пилотам, по всей видимости, было не интересно, что они могут катапультироваться и сохранить свою жизнь. Ими всегда повелевала какая-то первобытная злоба и желание уничтожить врага, пусть и ценой своей жизни. Со мной даже разговаривал офицер из «Аненербе», изучавший эту тему. Они там предполагали, что русские, возможно, сами верят в Вальгаллу или что-то подобное, все таки среди большевиков было много сатанистов и сектантов. Меня-то он спрашивал насчет моей зоны ответственности, то есть воздуха над Атлантикой. Но у нас такого вообще не происходило. Ни один англосакс или американец никогда не решал пожертвовать собой ради уничтожения врага, это сугубо русская фишка для войны в Европе. Ну, и, как вижу, японская, но это уже Азия.