— Хех, ну, наверное, ты уже немного загнул. Случайные совпадения факторов порой выдают куда более странные и неожиданные результаты, чем вмешательство божества и подобное. И да, забыл кое-что тебе сказать.
— М? Что?
— Командование обеспечить тебя подходящей техникой для операции с урановой бомбой не может, да и, судя по всему, не хочет, но приказ выполнить поставило. Короче, найти то, на чем получится поднять в воздух бомбу весом 4,5 тонны это исключительно твоя задача, и вот как раз если ты не сможешь даже просто применить ее, то получишь, мягко скажем, нехорошие результаты.
— Ну да, как всегда… Они приказ ставят, а мне из ниоткуда нужно наколдовать бомбардировщик с неплохой грузоподъемностью. Может, решим этот вопрос так же, как и с налётами на метрополию — запустим бомбу через миномет, например? Ну а что, гении из армии бы так и потребовали, потому что минометы в их ведении. Желание стать известным и получить кучу медалей за командование запуском такой болванки у них бы сразу затмило логику, они б и не подумали, почему это невозможно. И к какому сроку я должен все это успеть?
— Сброс приурочен к началу месяца, то есть, ориентировочно 31 июля или 1 августа.
— Неделя? Серьезно? Это выглядит как специально невыполнимая задача для оправдания моей отставки. Только зачем, если я и так собираюсь уходить к концу года? Слушай, там точно ничего не попутали, в этот срок входит весь процесс от поиска подходящего транспорта до самой бомбардировки?
— Да. Я не знаю, что будет, если ты промедлишь, но вряд ли что-то хорошее.
— А я то думал наградят за провал приказа. Ладно, у меня есть некоторые безумные идеи, но мне следует проверить их не здесь, а на аэродроме. Возможно, если все получится, это решаемый вопрос. Ну вот, теперь мне надо снова покидать эти места, хотя не прошло и часу с моего прибытия. Спрашивается, зачем командование меня сюда отправляло?
— Ну так, про бомбу-то я тебе передал. За этим и отправляло.
— Не могли лично мне это передать? Ладно, уже не важно, я ухожу. Рад, что у тебя все получилось с этим проектом, на мне остается испытание твоей работы. Я так понимаю, ядерный взрыв это что-то вроде обычного взрыва, только очень мощного, так вот, надеюсь он снесет в пыль выбранную цель. Жаль, что не Лос-Анджелес, но что есть, то есть. Удачи.
— И тебе, Такео. Еще встретимся.
Ясуда вышел из кабинета, затем и из этого закутка. Он вновь посмотрел на находящийся на стене план, чтобы найти выход, и покинул комплекс тем же путем, каким вошел, через лифт. Тем же маршрутом, что и приехал, он уехал с территории комплекса и вообще из генерал-губернаторства Кореи.
***
1 августа 1945 года генерал Такео Ясуда находился на авиабазе, было раннее утро. Он со стороны осматривал то, на чем ему сегодня поручено принять участие в важной операции. Он рассчитывал, что это будет крупный налёт с многочисленным прикрытием и эскортом, большим количеством бомбардировочных крыльев, поддержкой с земли и планами отхода. Но вся правда находилась перед ним.
Солдаты при помощи конструкций из деревянных лафетов и поддонов постепенно запихивали огромную бомбу в стратегический бомбардировщик. Производства не «Мицубиси» или «Йокосуки», а «Боинг».B-29 Superfortress. Смотря на него, Ясуда всегда вспоминал штабные споры о таране, свои собственные наблюдения за ними над Токио и опустошительные последствия действий этих самолетов. Находившийся перед ним образец был не так уж сильно похож на свой изначальный вид, а издалека и вовсе чем-то напоминал большой G4M, для японской авиации куда более привычный. Он был покрашен в коричнево-зеленый камуфляж, на борт был нанесен большой красный круг с белой обводкой, такие же были на крыльях, снизу и сверху.
Очевидно, это был обычный трофейный «Суперфортресс», отныне служивший на благо враждебной Америке страны. Генерал авиации Такео Ясуда нашел его захваченным, в простое на авиабазе в степях Мэнцзяна, где местные военные функционеры, с существованием авиации знакомые лишь по рассказам проезжающих квантунских офицеров, по какой-то причине не поставили в известность другие подразделения авиации о трофее, а ослепшие японские офицеры, видимо, в упор не замечали не совсем похожий на традиционные для Империи самолеты образец в дальнем ангаре, а затем и вовсе оставили авиабазу на попечение местных военных. Скорее всего, единичный самолет оказался там в виду случайного стечения обстоятельств, брошенный сбившимися с курса американскими летчиками в Китае, на просторах Внутренней Монголии спокойно «потерявшийся» даже на аэродроме. Не представляющий ни для кого, кроме местных жителей и князя-чингизида интереса регион, граничащий с территориями советской Монголии и непроходимыми горами в Шаньси, мог хранить в себе хоть десятки таких бомбардировщиков, в случайном порядке лежащими среди песков и голых полей. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.
Солдаты наконец закончили погрузку огромной бомбы в бомбоотсек этого самолета. Ясуда медленно прошел по взлетной полосе, приблизившись к яме, из которой бомбу вытягивали для более простой установки. Бомба почти идеально вписывалась под самые большие стойки и фиксации в бомболюке, которых, по идее, не должно быть на B-29, и Ясуда знал это. Впрочем, неоднократно встречавшееся на разных деталях бомбардировщика слово Silverplate привело его к мысли, что это какая-то специальная модификация, видимо, призванная расширить возможную нагрузку и размерный ряд допустимых зарядов. Бомба весом 4,5 тонны тоже вполне подходила под эти категории, вне зависимости от начинения ее тротилом или использования экспериментальных, как ему казалось, не особо известных во враждебных государствах, кроме США, атомных технологий. Он не был до конца уверен, что отправка такого «подарка» пойдет по плану, и что удастся осуществить сброс как положено, без лишних проблем и задержек, но выбора у него, впрочем, не было. Как бы он не относился к пришедшему приказу, его выполнение было обязательным. Ясуда жестом показал, что проинспектировал погрузку и не имеет претензий, после чего забрался в бомбардировщик через кабину. Он тоже был членом экипажа. Не так уж это и волновало Ясуду — даже если миссия была откровенно самоубийственной, погибнуть в бою было, как минимум, очень почетно. Намного лучше, чем случайно умереть от какого-нибудь рака или тромба через пару месяцев после выхода на пенсию из любимой авиации.