Бомбардировщик был уже достаточно высоко над землей, Ясуда мог увидеть сам аэродром, небольшую ведущую к нему дорогу, джунгли вокруг и довольно близкое к территории аэродрома море. Хорошо, что это был Формозский пролив, внутренняя территория, контролируемая японцами с обоих сторон, да и никакого стратегического значения для американцев сейчас не имеющая. Иначе бы этот аэродром уже был стёрт в пыль обстрелами крупнокалиберных орудий тяжелых кораблей вражеского флота.
Берег постепенно удалялся, а затем и вовсе скрылся за облаками.B-29 мог подняться намного выше, чем средние японские бомбардировщики, не говоря уж о более легкой авиации. Ясуда помнил, как одной из причин невозможности раннего перехвата заходящих на бомбардировку островов самолетов было то, что никто не мог подняться на такую высоту. Было довольно унизительно просто ожидать, пока враг подберется достаточно близко, чтобы попытаться помешать ему выполнить задачу, особенно зная, что какими бы ни были усилия, высланные на перехват несколько истребителей, зачастую устаревших, с полуобученными призывниками за штурвалами, едва ли смогут нанести хоть какой-то ущерб врагу. Генерал снова взглянул в иллюминатор. «Хорошо, что это закончилось» - подумал он, вспоминая бомбардировки метрополии. Теперь ему казалось, что жизнь планомерно налаживается — страну больше не равняют с землей, сумасшедший невыполнимый приказ оказался им выполнен, вот даже взлет прошел удачно. Он взглянул на альтиметр — прибор показывал уже 6000 метров над уровнем моря. Неплохой результат, китайцы точно не могли отправить ничего на такую же высоту, значит, угроз не было. Пока было свободное время, Ясуда достал из кармана смятую карту и развернул ее на стене, вновь смотря, куда лежит его путь.
Город Чунцин. Рядом с Чэнду, Чандэ и Ичаном. Ясуда знал об этом городе лишь две вещи — во первых, его не смогли взять в ходе наступления весной 1943 года, во вторых, это была номинальная столица Гоминьдана, да и всего Объединенного фронта как такового. Именно там проводил большую часть времени «лысый Чан», довольно посредственный лидер, до войны не сумевший объединить страну, а в ее ходе не сумевший достичь ни стратегических, ни тактических задач, если вообще имел их — его действия были больше похожи на хаотичные попытки командовать, прерываемые упадком духа от поражений и банальным нежеланием. Ясуда не совсем понимал, почему штаб этого человека должен стать главной целью для такой бомбардировки — неужели в текущих условиях даже этот бесполезный коррупционер, бряцающий медальками и золотыми эполетами был чем-то очень важным для народа Китая? Даже имеющие власть на передовой и в своих провинциях генералы были во многом более важны, по крайней мере, так считал он сам. Ясуда вновь вспомнил правило - «приказы не обсуждаются». Действительно, было максимально бесполезно обсуждать целесообразность выполнения действия, которое обязательно произойдет уже в ближайшие несколько часов, и он сейчас находится на его исполнении. До Чунцина оставалось где-то 600 или 700 километров. Ясуда вновь посмотрел в иллюминатор и надел какие-то затемненные очки, которые было приказано иметь на себе всему экипажу самолета.
***
В беседке возле двухэтажного особняка сидело три человека. Посередине находился 58-летний лидер Гоминьдана, одетый в мундир с небольшим количеством медалей, даже без золотых эполетов, генералиссимус Чан Кайши. Он был полностью лысым, но над всей губой у него были короткие седые усы.
Слева от него сидел Ли Цзунжэнь, знаменитый генерал, который еще в 1938 умудрился обмануть японскую армию и загнать ее в ловушку, но известен он был скорее за то, что был лидером гуансийских милитаристов — одних из самых влиятельных в стране, особенно с учетом того, что армии провинций Гуанси проявляли много активности в этом году, наседая на Императорскую Армию и стремясь изгнать ее со «своих» территорий, сотрудничая с Гоминьданом лишь номинально.