— Тревога! Атака с воздуха! - прокричал тот и побежал передавать это дальше.
Хэчиро поднялся с пола, набросил на себя вещмешок и схватил винтовку, аккуратно выглянув в смотровые щели. Он не видел в утреннем рассветном небе самолетов, но с каждой секундой слышал их двигатели все громче. Этот звук был не похож на то, что он перепутал с последствиями контузии еще несколько часов назад. У него не было времени подумать о том, что тихоходный самолет-разведчик и пикирующий штурмовик звучат несколько по разному, и это вполне объяснимо. Спустя две секунды приближающегося свиста, перед ДЗОТом разорвалась бомба. Ударная волна снесла часть передней стены укрепления, а в сам ДЗОТ прилетело много земли и камней. Еще через секунду раздалось падение масс подлетевшей высоко вверх земли на крышу укрепления, несмотря на то, что она была неплохо присыпана утрамбованной землей на этапе подготовки.
После взрыва бомбы Хэчиро был остаточной ударной волной отнесен к стене, а его форма оказалась испачкана комьями земли. Стоя у стены и кое-как сохраняя равновесие, он оперся на винтовку и упал на колени, подползая к амбразуре. Сквозь поднявшуюся от взрыва пыль и дым он рассмотрел образовавшуюся воронку. Она была довольно большой, и будь бомба сброшена чуть дальше, от ДЗОТа бы ничего не осталось. Когда пыль немного улеглась, старшина посмотрел вдаль, в ту сторону, откуда совсем недавно приехал. Теперь оттуда ехали враги.
Десятки русских танков, Т-34-85 и БТ-7, быстро вырвавшиеся вперед. Вся эта масса рвалась в Хулун-Буир прямо сейчас, и за ними цепями и мелкими группами бежала пехота. Японские солдаты пытались отстреливаться на дистанции, но меткие выстрелы танковых орудий то и дело заглушали очередной особо ярый очаг сопротивления, а после бомбардировки почти полностью смолкли пулеметы. В ответ на вялые постреливания из «Арисак», русские заливали врага струей огня из ППШ или стрельбой танковых пулеметов, как курсовых, так и зенитных, на башенном люке, предназначенных вроде бы для сбивания самолетов, но в условиях, когда японцы не выставили своей авиации, применявшихся как хороший измельчитель пехоты.
В ДЗОТ к Хэчиро забежал тот самый тэйсинтай со своей миной на палке. Солдаты пересеклись взглядами, старшина наконец спрятал голову с прострела, перестав смотреть в амбразуру и осев на пол, в углу укрепления.
— Солдат, чего ты ждешь? Выгляни сюда, вот они, русские танки! Почему ваше подразделение все еще не атакует?!
— Товарищ старшина, спокойно, условного сигнала к атаке еще не было. Приготовьтесь, Вы идете со мной.
— Что?! Ты.. Э.. Ладно, я иду.
Буквально за секунду после столь резкого ответа смертника Хэчиро перешел от удивления и гневу из-за такого грубого нарушения устава, как предложение не своему командиру сходить с рядовым в банзай-атаку, до резкого прилива гордости за свою страну и патриотического рвения к смерти за Императора. Хэчиро теперь был готов хоть сам схватить такую мину и побежать с ней хоть на танк, хоть на целый бронепоезд. Он защищал не какую-то линию окопов в степи, он защищал японскую Маньчжурию и японский Хулун-Буир, территории, которые в 1931 году были отобраны у китайцев и подарены великой Империи. Да в конце концов, он защищал Дацинское месторождение, столь стратегически важное для его страны.
Советские танки все приближались, будучи уже в сотне метров от укреплений японцев. С более дальней линии окопов в мегафон дважды раздалось «Банзай!». Это и был условный сигнал. Тэйсинтай тут же выпрыгнул из ДЗОТа, перекинув с собой свою мину, и, выскочив из воронки, побежал вперед, держа оружие наготове. Хэчиро вылез прямо в амбразуру за ним и бежал чуть поодаль. Он повесил винтовку на плечо — сейчас она была ему не нужна. Он посмотрел в сторону и увидел, что солдаты и смертники бегут вперед по всей линии укреплений. Это была полномасштабная банзай-атака.