Тэйсинтай бежал, меняя траекторию. Постепенно он стал так близко к танку, что выстрелить в него пехоте сзади не представлялось возможным. Из башенного люка показалась голова командира в шлемофоне, тот достал из танка ППШ с коробчатым магазином и попытался навести прицел на смертника, но было уже поздно. Кончику мины оставалось два метра до брони танка.
В «наставлении для камикадзе» за авторством Такидзиро Ониси указано, что за тридцать метров до цели ощущение скорости увеличивается в сотни и тысячи раз, а в двух метрах летчик-смертник чувствует себя так, будто это он сам плывет по воздуху, а не летит в железном корпусе. Последнее, что видит камикадзе, это лицо его матери, после чего он улыбается. И его не становится.
Сложно сказать, подходят ли эти рассуждения вице-адмирала для солдата сухопутных войск, который не находится в воздухе и не развивает скорость в сотни километров в час, но мысли тэйсинтай были совсем о другом. В последних двух метрах от цели он думал только о своей стране, о ее народе и будущем. Казалось, за следующие преодоленные полтора метра он смог полностью понять всю глубину «Ямато-дамасии», духа японца, и он, едва умевший читать рядовой, мог бы написать об этом хоть огромнейший трактат, совершенно точно и ясно выложив истину. Но наличие у него японского духа заставило его пойти другим путем, обменяв свою бесполезную материальную жизнь на героическую смерть в ходе защиты владений самого Императора, потомка Аматэрасу.
Полметра до цели закончились. Вытянутые оконечности на конусовидной части мины соприкоснулись с лобовой броней Т-34-85 в области люка мехвода. По инерции в мине сломалась срезная шпилька. Ударник врезался в детонатор, кумулятивный заряд взорвался. Во все стороны полетели осколки как заряда, так и брони танка. Тэйсинтай погиб.
Хэчиро был в пяти метрах от танка на момент взрыва. Он принял на себя немало осколков, продолжая бежать против их движения, но его это не волновало. Бросив взгляд на место удара, старшина отметил, что вместо люка мехвода на танке осталась лишь крупная дыры, броня буквально развалилась и треснула во всей лобовой проекции танка. Хэчиро выхватил из ножен короткий меч-вакидзаси и запрыгнул на танк, поставив одну ногу на крыло. В своем броске он даже не понимал, что танк все еще едет вперед. Он забрался дальше, прыгнув на гнездо курсового пулемета и в итоге перекинув ногу через ствол, оказался лежащим на башне Т-34 со свешенными вниз ногами. Он пересекся взглядом с русским танкистом, который только оклемался от взрыва. Залезший на башню японец сильно ободрил его, и тот снова схватил лежавший рядом ППШ, но, опять, было поздно.
Хэчиро оттолкнулся и взмахнул вакидзаси, замахнувшись на колющий удар и произведя его. Раздался крик танкиста и повсюду брызнула кровь — японец всадил ему меч в глаз едва ли не на половину длинны. Это было, очевидно, смертельное ранение, и продолжение боя в таком состоянии было невозможно. Но сегодня Хэчиро воевал с русскими.
Крик перерос в истошно яростный вопль, танкист замахнулся своим ППШ и со всей силы ударил японца в челюсть прикладом. Старшина не смог удержаться на башне и упал ниже, ударившись спиной об толстую, пусть и треснувшую лобовую броню. Изо рта его потекла кровь, а когда тот стал ее сплевывать, с ней вышло несколько зубов. Старшина с трудом заставил себя схватиться за ствол Т-34 и начать снова забираться вверх, но сильная боль в кисти помешала ему, и он отпустил ствол. Вслед за этим на него свалился командир танка с вакидзаси в голове, ухвативший японца за грудки и скатившийся вместе с ним на землю, с каким-то хлюпающим звуком раздавив некоторые останки взорвавшегося тут пару минут назад смертника. К счастью, к этому моменту танк уже остановился. Русский начал свое «общение» с Хэчиро с удара головой в шлемофоне об нос.
У старшины в носу что-то хрустнуло, но он уже не чувствовал боли. Он только что встретил, наверное, сильнейшего врага в своей жизни. Он был в ужасе. Но этот ужас слишком быстро перерос в радость — у него есть достойный противник.
Оказавшийся под давлением куда более крупного ростом и телосложением русского танкиста, типичный японец Хэчиро даже с трудом мог дышать. Он нашел в себе силы на то, чтобы выдернуть одну руку из под него. Судя по положению мизинца, он сломал первую фалангу этого пальца. Но ему было плевать, как и на остальные травмы. Хэчиро схватил находящийся в месиве с вытекающей кровью и разорванным белком глазного яблока, где раньше находился сам глаз, вакидзиси. Это был его родовой небольшой меч, он получил эту двухсотлетнюю реликвию, когда уходил на фронт. Он не имел права потерять ее в глазу какого-то большевика. Хэчиро думал об этом, многократно проворачивая меч в глазу.