Подвинувшись вперед, Хэчиро положил одну руку на рычаг, а вторую на рычаг КПП, тот самый, с круглым наконечником. Выждав момент, он выглянул в огромную дыру в броне и понял, что, кажется, оказался довольно далеко от вражеских пехотных цепей, а до своих окопов еще не добрался и угрозы сослуживцам не создал. Это был именно тот временной промежуток, который был так ему необходим. Он дернул на себя оба этих рычага.
Его куда более слабая раненная рука соскользнула с рычага КПП не поменяв его положение. Но рычаг управления поддался и перешел в нейтральное положение. Хэчиро не видел этого, но правая гусеница танка остановилась. Он снова выглянул в дыру, и даже не сразу понял, что происходит. Танк вращался на месте, то показывая ему те позиции, на которые он собирался спрыгивать, то разворачивая без какой либо защиты прямо к ведущим бой цепям советских солдат. Дождавшись, пока танк будет направлен «к своим», Хэчиро выпрыгнул из боевой машины на землю. И ему еще очень повезло, что он успел вовремя отползти, не попав под движущуюся гусеницу многотонного стального монстра.
Наконец-то он был в относительной безопасности — по крайней мере, врагам он вряд ли был интересен, а вот вращающийся на одном месте танк мог вызвать вопросы и у них, и у союзников. Но сделать с ним что-то старшина уже не мог, а как остановить вторую гусеницу не предполагал вовсе, ведь в его понимании именно те рычаги, за которые он дернул, должны были отвечать за обе гусеницы. Впрочем, к неисправности управления танком у него претензий не было, он был удивлен, почему танк вообще продолжил движение после такого повреждения. Да и вообще, ему надо было отходить, времени на раздумья о танке не оставалось.
Хэчиро перемахнул через небольшую земляную насыпь и осмотрелся. Стрельба на линии, где он находился, почти прекратилась. Русские залезали в окопы снизу, а его сослуживцы отступали дальше. Хэчиро отправился за ними, в сам поселок Хулун-Буир, понимая, что в городском бою большевикам будет намного сложнее — по крайней мере, он считал так, исходя из того, что сам мог придумать куда больше способов, как навредить атакующему противнику малыми силами, если ты находишься в городе, а не почти в голом поле против танков и авиации.
Конечно, назвать Хулун-Буир «городом» язык не поворачивался — сейчас большая часть этого поселка состояла из деревянных бараков, традиционных жилищ местных племен эвенков и тоже деревянных построек маньчжурской администрации. Здесь было сложно найти даже двухэтажное здание, не говоря уж о том, что весь этот поселок можно было проехать на танке и не заметить, как складываются под гусеницами постройки из некачественного дерева и даже ткани. Реализовать здесь что-то типа битвы за Берлин, где заместо фольксштурмистов с панцерфаустами будут резко выбегающие из-за угла тэйсинтай было довольно сложно. С другой стороны, еще только прибегая в поселок, старшина по привычке нашел несколько позиций для солдат в зависимости от их вооружения и численности. Только после этого он вспомнил, что сейчас у него нет солдат, никаких. Вернее, они есть, но где они находятся — загадка, ведь костяк подразделений его дивизии должен был находится дальше Хулун-Буира, в Цицикаре, но уже определенно или занял позиции, или был выведен из города и направлен на передовую. Так или иначе, сам Хэчиро, скорее всего, уже был признан погибшим или пропавшим без вести, и его взводом давно командовал кто-то другой, скорее всего, лучший из сержантов или старший сержант. Поэтому не очень-то он и торопился в пункт постоянной дислокации, да и выглядело это не очень — солдат с оружием бежит в тыл, минуя все линии обороны и не участвуя в локальных столкновениях с противником. Это было недопустимо для настоящего бойца Императорской Армии.
Хэчиро забежал в один из переулков между бараками-казармами, после чего вышел на небольшой пустырь, к которому было вытоптано множество троп и дорог со всех сторон. Посреди него стоял колодец, то, что нужно было старшине сейчас, поскольку он за последние десять часов уже поучаствовал в двух боях и преодолел около 40 километров, но не выпил ни капли жидкости. К тому же, рядом с колодцем как раз стояли полные ведра воды. Хэчиро подбежал к ним и, сев на землю, умылся и выпил из одного из них. Но вскоре его прервал чей-то голос.
— Старшина, зачем вы это делаете?
Он тут же встал и увидел стоявшего сбоку от него лейтенанта. На его форме над правым нагрудным карманом была нашита черная буква «М», символ военной полиции. Кажется, старшина слишком заигрался в личные подвиги, и теперь ему придется отвечать за то, что уже почти половину суток он даже не пытается прибыть в пункт постоянной дислокации своей части.
— Товарищ лейтенант!.. Я занимаю новые рубежи вместе со всеми-…
— Старшина, это не важно. Вы знаете, что это за ведра?
— Никак нет…
— Вам повезло. Они, как и весь колодец, подготовлены для русских.
— Что?! Вы в курсе, что они на нас напали?
— Старшина, соблюдайте субординацию. Я знаю о ситуации достаточно. Как только пехота отойдет на более дальние рубежи, колодец и в частности эти ведра будут отравлены, и через несколько дней русская армия потеряет боеспособность из-за распространяющихся инфекций. Не мешайте вести работу.
— А остальные? Этот колодец используют и местные жители.
— Я действую по приказу из Управления водоснабжения и профилактики, 516-ый отряд. Старшина, ты солдат Императора, неужели ты будешь мешать не только мне, но и всему Управлению, да и самому Императору в уничтожении врага, только потому что из колодца пьют гражданские?
— Никак нет, товарищ лейтенант! Я никогда не ослушаюсь приказа и не подниму оружие против своих товарищей. Разрешите идти?
— Разрешаю. И не пей больше откуда попало, особенно если окажешься на оккупированной территории.
Хэчиро поспешил удалиться и занять позицию в одном из зданий, где баррикады в дверном проеме были достаточно хороши и выгодно расположены. Он почти сразу забыл про встречу с офицером, тем более, после утоления жажды его сознание прояснилось, раны уже не казались настолько страшными, а решимость умереть за Императора, которую он и так уже несколько раз считавший достигшей предела, подскочила еще выше.
Но кроме него в Маньчжурии сейчас сражался еще почти миллион человек. Война продолжалась.