«Так судьба стучится в дверь», — сказал о первых тактах симфонии Бетховен. Эти удары мощны, как удары грома, и сразу вас со всех сторон обступает гроза.
Черное от туч небо, ослепительные вспышки молний, вихри ветра. Так приходит несчастье, обрушивается сразу, неожиданно и жестоко… Но есть другая сила — человеческая. Нежность, сочувствие человеку и одновременно упорное сопротивление. Мрачной теме противостоит теплая, ясная мелодия. Ее поют скрипки…
Снова удары. Тема судьбы страшна. Даже великий Гёте поразился, услышав первую часть Пятой симфонии: «Это грандиозно, противно разуму, кажется, вот-вот дом обвалится».
Беспощадно и зло проявляет себя грозная тема… Не об этой ли части симфонии сказал Шуман: «Сколько ни слушаешь ее, она всякий раз непременно потрясает своей могучей силой, подобно тем явлениям природы, которые, сколь бы часто ни повторялись, всегда наполняют нас чувством ужаса и изумления».
Несчастья, выпадающие на долю человека, бывают не менее грандиозны, чем явления природы, ибо каждый человек — это целый мир, и трудно себе представить глубину потрясений человеческой души. Нарастает стихия струнных. Еще удары, но где же ответ? Вместо него как будто раздаются стоны… Неужели угасло сопротивление? Но вот дрогнула и темная сила. Вместо ожидаемого удара — жалобная мелодия гобоя. Уж не сдалась ли судьба? Если еще нет, то она потрясена упорством человека!
Когда первый приступ глухоты обрушился на Бетховена, он сказал: «Я схвачу судьбу за горло, но не отступлю».
Обычно содержание Пятой симфонии определяют так: «От тьмы к свету, через борьбу — к победе». С чем же боролся Бетховен? Пытаюсь найти ответ в самой симфонии. И чудится мне, что раскрывается она передо мной картинами жизни и борьбы Бетховена со всеми препятствиями судьбы…
Прекрасная, спокойно-величественная мелодия. Так начинается вторая часть симфонии. Мне кажется, я вижу дубраву, высоко над головой застыли недвижно кроны деревьев, сквозь которые синеет небо. Гордая тишина могучей природы… Бетховен всегда стремился в деревню. Там, вдали от людей, забывался его тяжелый недуг — глухота. Там отдыхал он душой, творил.
…А что за мелодия появилась на смену первой? Какую мысль вынашивает человек, один, в тиши лесов, вдали от жизненных волнений?.. Фанфары! О, эта мелодия не обманет, в ней слышны ритм и дыхание «Марсельезы».
«Люби свободу больше жизни», — эти слова принадлежат Бетховену. Вот о чем его думы. Личная жизнь не удалась, и он горько признается в письме к другу: «Для тебя, бедный Бетховен, нет счастья во внешнем мире». Но выход есть… «Надо, чтобы ты создал его в себе самом, только лишь в мире идей найдешь ты друга».
Опять вспоминается «Марсельеза». Вот они: идеи свободы и справедливости. Свое несчастье велико. А народ? На него, кроме бремени монархии, ложится бремя вражеского нашествия. Тень Наполеона над Европой… Вена, где живет Бетховен, в руках французов…
То ли подул ветер — и заколыхались ветви деревьев, то ли быстрее стала походка человека, полного решимости. Одна вариация сменяет другую. Музыка еще более наполняется энергией. Мужает мысль человека. Вот уже весь оркестр мощными ударами поддерживает мелодию.
Быть может, Бетховен вспоминает годы юности, горячие митинги студентов, приветствующих известие о революции во Франции, взятие Бастилии. Опять фанфары. Смысл их ясен. Сомнений нет. Общие идеи свободы и справедливости стали его идеями. Поэт был гражданином. Иначе, пожалуй, не скажешь.
Вот что взял Юлиус Фучик от симфонии Бетховена. Боль собственных ран оказалась слабее боли за судьбу товарищей, всего народа… Решимость созрела. Как изменилась первоначальная мелодия! Она теперь не мягка и мечтательна — в ней решительность и определенность марша.
…Вечереет. Солнце спряталось за лес. Пора возвращаться домой. Я вижу Бетховена, задумчивого, сосредоточенного, идущего быстрой походкой через поле к деревне. Завтра его смелые мысли лягут на нотную бумагу, и люди узнают, что мир еще очень молод, потому что у него есть будущее. Об этом Бетховен расскажет в финале симфонии. А сейчас предстоит еще одна, последняя схватка.
Облачко ли набежало на солнце или грусть подкралась к сердцу, слегка сжала его и отпустила? Это длится недолго. И вот трубят валторны, их клич подхватывает весь оркестр. Торжественно и грозно, дерзко и беспощадно объявлен бой судьбе. Недаром этот короткий мотив напоминает тему судьбы: совершенно ясно, кому брошен вызов. Снова сомнения… Как будто мысль мелькнула в голове у бойца: «Что ждет впереди?» Но опять звучит призыв.