— Это вы мне расскажите, мисс Франс. — Я выдавил двухсекундную умильно-лукавую улыбку, которую она перехватила и отправила обратно мне.
— Двое детей знаменитых отцов сидят с нами за одним столом, Дэн. — Миссис Флетчер всплеснула руками и, шлепнув ладони на стол, повозила ими туда-сюда, словно шлифуя гладкий, под красное дерево, шпон.
— Анна, принесешь еще булочек?
Она встала, осмотрела свой комбинезон и стряхнула несколько крошек.
— Почему бы нам не продолжить этот разговор? Приходите ко мне сегодня вечером на ужин. Где-нибудь в полвосьмого? Эдди же сказал вам адрес и как добраться, да?
Я был ошеломлен. Мы распрощались, и она ушла. Ужин в доме Маршалла Франса, и сегодня же? Эдди? Хиппан, которого мы подвезли? Но он ведь никак не мог нас опередить.
Мы подвезли миссис Флетчер к ее дому, на другой конец города. Дом был великолепен. Он стоял на пригорке, и к нему вела через огород вымощенная плитками дорожка, между шестифутовых подсолнухов, тыкв размером с каштан, арбузов и помидорных кустов. Миссис Флетчер, по ее словам, признавала в огороде только то, что можно съесть; а розы и жимолость, как бы те ни благоухали, это, мол, не для нее.
Мы поднялись по четырем широким деревянным ступеням к восхитительно тенистой веранде. Я очень живо представил себе картину: середина августа, чай со льдом… Норман Рокуэлл[32], да и только. На веранде я увидел белый гамак человек на десять, два белых кресла-качалки с зелеными подушками и совершенно белую собаку, похожую на поросенка.
— Познакомьтесь, это Нагель. Он бультерьер. Знаете такую породу?
— Нагель?
— Да — разве не похож? Это его так Маршалл назвал.
К собакам и кошкам я был всегда равнодушен, но в Нагеля влюбился с первого взгляда. Он был такой безобразный, такой короткий и в такой тесной шкуре — как сарделька, вот-вот кожица лопнет. И глаза по бокам головы, как у ящерицы.
— А он не кусается?
— Кто, Нагель? Да упаси вас господи! Нагель, Нагель, ко мне.
Он встал и потянулся, и его шкура стала совсем как барабан. Просеменив к нам на негнущихся лапах, он тут же снова упал, будто это усилие оказалось для него роковым.
— В Англии таких собак разводят для боев. Сажают их в яму, чтобы рвали друг друга в клочья. Совсем люди помешались, правда, Нагель?
Собачья морда ничего не выражала, хотя глаза примечали все. Маленькие коричневые угольки, глубоко посаженные на морде снеговика.
— Давайте, Том, приласкайте его. Он любит людей.
Я протянул руку и пару раз неуверенно похлопал его по голове, словно это был колокольчик за гостиничной стойкой. Он пододвинул свою башку и ткнулся мордой мне в руку. Я почесал ему за ухом. И так увлекся этим, что положил свою сумку и уселся рядом с псом на крыльце. Он встал, неуклюже забрался передними лапами мне на колени, да так и плюхнулся. Саксони вручила мне свою корзину и спустилась в огород полюбоваться помидорами.
— Подождете пару минут, хорошо? А я пока приберусь немного. — Миссис Флетчер прошла в дом. Нагель поднял голову, но решил остаться у меня на коленях.
После того как мы расстались с Анной под зеленым шатром, я сказал миссис Флетчер, что мы готовы снять ее «первый этаж» на несколько дней и что, если все удачно сложится, будем дальше платить понедельно. Она согласилась и снова повторила, что ее не касается, женаты мы или нет. Я заплатил задаток — четырнадцать долларов.
Рядом с домом миссис Флетчер располагался огромный желтый ледник начала века. Выглядел он зловеще и в то же время радовал глаз. Прочный, массивный — но такой неуместный в сонном маленьком городке, где наверняка до сих пор можно купить конфету за пенни. Старушка поведала, что его долго использовали под склад, пока однажды несколько балок не прогнили окончательно и не рухнули, насмерть зашибив двух иногородних рабочих. Какие-то «наглые пидоры» из Сент-Луиса приезжали посмотреть, нельзя ли переоборудовать здание под антикварную лавку, но галенцы в два счета дали им понять, что в гробу их тут видали вместе с их переоборудованием, благодарим покорно.
Что касается Саксони, то я был настолько ошарашен всем случившимся, что и не подумал спросить ее, зачем она так распустила язык. К тому же пока я тут сидел, трепал Нагеля и разглядывал ледник, я произвел учет наших галенских достижений и вынужден был признать, что за один день мы добились куда большего, чем можно было надеяться. Благополучно прибыли, одним махом нашли жилье, разговорили некоторых местных жителей и Анну Франс, а главное — чудо из чудес! — вечером идем к ней на ужин. Так ли уж Саксони была не права? Или это сама судьба твердо направила наши стопы в Страну Франса?
Глава 4
— Это портрет моего мужа Джо. Надеюсь, вы не возражаете против портретов умерших. Если хотите, я сниму его.
Миссис Флетчер, руки в боки, разглядывала Джо с недобрым прищуром. Он напоминал Ларри из «Трех подсадных»[33]. Я красочно вообразил себе, как они тут жили-поживали.
— Здесь был его кабинет, видите, пока он был жив. Потому я и повесила тут его портрет. Вот его маленький телевизор, радио, письменный стол, где он заполнял полисы, писал письма…
Обведя рукой комнату, она продемонстрировала телевизор, радио, стол. На стенах висели дипломы, свидетельства, фотографии — Джо с огромной рыбиной, Джо с сыном на выпускном вечере, церемония приема в Клуб Лосей. У зеленой стены стоял низкий зеленый стеллаж, забитый номерами «Ридерс дайджест», «Популярной механики», «Бойз лайф», также виднелось несколько книг. Одно из свидетельств на стене оказалось благодарностью за командование отрядом бойскаутов в 1961 году. Большую часть пола покрывал круглый красно-зеленый коврик, но Нагель, как только мы вошли, улегся у моих ног на темные голые половицы. Мы с ним уже стали закадычными друзьями. У окна стояло еще одно кресло-качалка вполне уютного вида. Я легко представлял себе, сколь безмерную удовлетворенность можно испытывать в такой комнате. Окно эркером выходило на идиллический, залитый солнцем огород перед крыльцом.
Кроме кабинета там было еще три комнаты. Спальня, белая, как альпийский глетчер, и благоухающая лавандой, гостиная с гигантской старой викторианской мебелью, которая почти не оставляла проходов и, вероятно, могла бы с течением времени ввергнуть меня в депрессию, а также кухня-столовая, где спокойно разместился бы съезд Демократической партии. И за все про все — тридцать пять долларов в неделю. А нет ли в галенской средней школе, подумалось мне, каких-нибудь вакансий для преподавателя английского языка и литературы. Переехать сюда с Саксони, подтвердить в миссурийском наробразе свой диплом педагога, днем преподавать в школе, а по вечерам вести изыскания и пописывать книгу, если с Анной в конце концов дело наладится… Нагель, положив голову на мой башмак, вернул меня на землю.
Я понял, что, грезя, неотрывно смотрю на стеллаж. И вдруг осознав, на что это гляжу, я молнией метнулся к полке, выставив жадные клешни.
— Саксони! Здесь «Анна на крыльях ночи»! — Я наспех пролистал книгу с конца. — Нет, ты только посмотри! Здесь на три главы больше, чем в твоем издании, Сакс!
Саксони тут же оказалась рядом и выхватила книгу у меня из рук.
— Ты прав, но я не могу понять… — Она обернулась к миссис Флетчер, однако старушка успела уйти. Мы посмотрели друг на друга, а потом я глянул в окно за плечом у Саксони. Совсем крохотная под желто-черной сенью раскачивающихся подсолнухов, наша новая хозяйка шла через огород, оглядываясь на окно. На нас.
Сев на высокую белую кровать, Саксони скинула туфли.
— Не возражаешь, если я первая прочту? Я быстро.
— Валяй. А я сначала в душ залезу.
Но душа не было. Была только семи— или восьмифутовая ванна с ножками в виде белых львиных лап, сжимающих шары. Хорошенько отмокнуть в теплой водичке я тоже не возражал — собственно, после всех сегодняшних событий это представлялось вполне заманчивым. Нашелся даже новенький кусок мыла «Айвори» в металлической мыльнице и пушистое фиолетовое полотенце, а на краю ванны висела мочалка.
32
Норман Рокуэлл (1894—1978) — американский художник, автор идиллических сентиментальных картин, часто украшавших обложки журналов (прим. переводчика). В 1916—1963 гг. нарисовал 317 обложек для журнала «Сатердей ивнинг пост». В 1926—1976 гг. неизменно иллюстрировал официальный «Календарь бойскаута». В 1977 г. получил от Джеральда Форда Президентскую медаль свободы — высшую государственную награду США в мирное время.
33
Он напоминал Ларри из «Трех подсадных». — «Три подсадных»: знаменитый сериал 1930—1958 гг., комедия-фарс. В общей сложности было выпущено более 200 короткометражек (некоторые из них, особенно в послевоенное время, являлись римейками более ранних). Вдобавок уже в 1959—1965 гг. вышли десять полнометражных фильмов (как минимум два из них были составлены из старых короткометражек). «Три подсадных» снимались в хорошо известной отечественному зрителю комедии Стенли Креймера «Это безумный, безумный, безумный, безумный мир» (1963). Роль Ларри (сценический псевдоним Ларри Фаин) исполнял Луи Файнберг (1902—1975).