Ветер громыхал пустыми мусорными контейнерами, пиная их по клочку загаженого асфальта. У капища помойки напряжённо колыхалась в ожидании толпа, человек в сорок. Пожилых. Потёртых. Злых. То и дело в гуще вспыхивали истерические скандальчики, но тут же гасли, как гасла бы спичка на этом вечном, пронизывающем, изматывающем ветру.
На обочине людского пятна выделялся своим клетчатым картузом с ушами высокий, худой, как палка старик. Он пришёл одним из первых, но наглые и сильные давно выпихнули его на самый край. Прикусив губу, старик ждал, опираясь на массивную палку с косым следом сорванной с мясом таблички, и зябко ёжась в свой плащик из стереосинтетика, бывший в ходу полвека назад.
Наконец, ворота распахнулись и нездешние бородатые мужики в жилетках выкатили из недр супермаркета просрочку. Склоки в толпе разом прекратились, и десятки глаз жадно впились в груды коробок, плывущих на вихляющихся, постанывающих, убитых колёсиках. Гогоча опрокинув содержимое телег в мусорку, продавцы (или всё-таки грузчики? уж больно они были неряшливы и волосаты) скрылись в чреве магазина, с лязгом захлопнув воротины.
Как по команде, люди пошли на штурм. Это было... больно и страшно. Боролись за каждую упаковку, за каждый пакет. Мат, вопли, давка. На растоптанных продуктах скользили ноги. Руки тянулись к палкам сизой колбасы, попутно выдирая с хрустом чужие воротники и карманы.
Выпученные глаза. Ненависть любого к каждому. Так пираньи набрасываются на добычу, в минуту обгладывая её до костей.
Минут через десять на помойке среди опрокинутых баков не осталось никого, кроме того самого худого старика. Он лежал на спине, в разноцветном месиве гнилья, с распятым, окровавленным ртом. Молоко из порванного пакета густо заляпало плащ и образовало на груди лужицу.
- Эй, мужик, ты живой?
Толчок в бок. Старик медленно открыл глаза.
- Ты как? Цел?
Бомж, в вязаной шапочке, с неопрятной рыжеватой бородой, похлопал старика по щеке рукой в перчатке с обгрызенными пальцами. Тот сплюнул на подбородок сгусток крови, тяжело приподнялся и покачнулся.
- Спасибо. Я живой, хотя, э-э-э, не вполне...
- Володька?!
Бомж упал на колени, схватил старика за плечи и принялся трясти.
- Володька, Юрковский?! Это ты?!
- Алёшка?!..
Они сидели на скамейке обглоданного осенью сквера, тесно прижавшись друг к другу и совершенно не замечая прохожих. Дрянное пойло в пластиковой бутылочке, о происхождении которого Юрковский даже не хотел спрашивать, переходило из рук в руки и, хоть чуточку, но согревало.
- ...Мы застряли с "Тахмасибом" на космодроме, в Гоби... Просидели там больше года. Без жратвы, без топлива, без ничего. Из Москвы только и слышали: "Ждите, скоро, скоро. Вопрос решается..." Спасибо командиру точки. От себя отрывал, но ухитрялся и нас кормить... А потом... Дождались... Китайцы нас... попросили... Уже к концу девяносто второго... Прикладами... Вот тебе и "вейдады-ю-и"... Тьфу! Суки!
Быков непроизвольно потёр плечо.
- Помню. Эти... новые хозяева... объявили тогда, что передали космодром и корабли в обмен на кредиты... Чинно, благородно...