Он закрыл глаза, нахохлился. Несколько раз менял положение, проклятая нога болела и болела. Два дракона, не оставляющие его ни на миг, — боль в голове, боль в ноге…
Зачем он прилетел сюда?!
ЭТО БЫЛО НЕОБЪЯСНИМО.
Его что-то властно, неудержимо тянуло сюда! ОН ДОЛЖЕН БЫЛ УВИДЕТЬ ВСЕ ЭТО! ДОЛЖЕН, ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО.
Когда он садился в самолет, появился Матвеев, запыхавшийся и довольный. Смагин выслушал его торопливый рассказ о том, КАК ОН ИСКАЛ РЫЖУЮ. НАШЕЛ! ТЕПЕРЬ ОНА В ГОСТИНИЦЕ… И ПАРЕНЬ С НЕЙ, БЫВШИЙ АГЕНТ. КАК ОНИ ЛЮБЯТ ДРУГ ДРУГА! МАРИЯ ВРОДЕ БЫ ЖДЕТ РЕБЕНКА, ПОКА НЕЯСНО, СРОК МАЛЕНЬКИЙ… НО…
В этом месте Матвеев осекся, забормотал что-то. Смагин кивнул, улыбнулся, странно посмотрел и стал подниматься по трапу.
«Послезавтра у тебя день рождения, Викентий! 34 года!» — хотел ему крикнуть Лев Матвеев, но почему-то сдержался.
Смагин попросил сразу ехать в горбольницу. Что-то неудержимо тянуло его туда, к месту бывшей работы.
Он шел по аллейке, быстро оглядывая привычные очертания строений больницы, арки, старые стены, окна… ВОТ! Он, припадая на ногу, свернул в сторону. Двое охранников приостановились, смотрели.
ЗДЕСЬ СИДЕЛА РЫЖАЯ. ТОГДА… ОН ШЕЛ МИМО, ЗЛОЙ И БОЛЬНОЙ, А ОНА СИДЕЛА ЗДЕСЬ, НА ЭТОЙ СКАМЕЙКЕ… Ему хотелось заглянуть в ее лицо, но мешали волосы. ОН ПОМНИЛ ЕЕ РУКИ — ХОЛЕНЫЕ, БЕЛЫЕ РУКИ С НОГТЯМИ, КРАШЕННЫМИ В ПЕРЛАМУТРОВЫЙ ЛАК…
Дверь «домика из кафеля» была закрыта на большой амбарный замок. Он попросил охранника принести ключ. Стоял, засунув подбородок в просторный воротник свитера, руки — в карманах облезлых штанов.
С улицы, от ворот, из больницы уже бежали люди. Охранник догадался, быстро обозначил границу. Люди собирались и собирались. Молча издалека разглядывали его. Откуда-то по рукам стали передавать детей, ставили их в первые ряды. ЛЮДИ ЛЮБИЛИ ЕГО.
ОН НЕ ОГЛЯДЫВАЛСЯ, ОН ЧУВСТВОВАЛ ВОЛНУ ТЕПЛОТЫ И НЕЖНОСТИ, ИЗЛУЧАЕМУЮ ЭТОЙ МАССОЙ. ОН ПЛАТИЛ ИМ ТЕМ ЖЕ.
«Голова! Когда ж это кончится!» — он тронул затылок, тут же отдернул руку — нельзя, чтобы ОНИ видели, что ему больно. Зачем?!
Охранник быстро открыл замок, распахнул дверь.
Здесь ничего не изменилось.
Кафель, цинковые стоки, металлические шкафы, мраморные столы — все было КАК ТОГДА. И излучало холод.
Он зябко передернул плечами, сильно выдохнул, скосив глаза на легкое облачко пара от дыхания. Рука привычно взлетела, ЧТОБЫ БРОСИТЬ СВЯЗКУ КЛЮЧЕЙ В ПРОРЖАВЕВШИЙ БИКС С ОТЛОМАННОЙ КРЫШКОЙ! Бикс все еще находился там же… И упала рука.
Припадая на ногу, прошел к боковому хозяйственному шкафу — засмеялся! Его чайник стоял на месте.
ВОТ ЗДЕСЬ ЛЕЖАЛА РЫЖАЯ!
Он неловко повернулся, со стола покатилась какая-то кружка, с грохотом упала на пол, докатилась до шкафа. Из-под него неожиданно выскочила здоровенная крыса, волоча за собой паскудный лысый и рыжий хвост, пробежала по кафелю пола, юркнула куда-то в угол.
КРЫСА БЫЛА ТА ЖЕ! ОН УЗНАЛ ЕЕ!
ОТПРЯНУЛ, ВСКРИКНУВ…
Нога подвернулась, ОН ВЗМАХНУЛ РУКАМИ И УПАЛ НАВЗНИЧЬ, ЗАТЫЛКОМ НА БЕЛЫЙ, СВЕРКАЮЩИЙ КАФЕЛЬ.
НА РЕЧКЕ, НА РЕЧКЕ, НА ТО-ОМ БЕРЕЖО-О-ОЧКЕ МЫЛА МАРУСЕНЬКА-А-А БЕЛЫ-И-Е НО-О-ГИ! — пропели дивные, невидимые голоса. ОН УЛЫБНУЛСЯ. РУКА ЕГО ПОПОЛЗЛА К ЗАТЫЛКУ, НАЩУПАЛА БОЛЬШУЮ ЗИЯЮЩУЮ ЩЕЛЬ… ИЗ ЩЕЛИ ВЫХОДИЛА ЕГО БОЛЬ.
КАФЕЛЬ… КАФЕЛЬ… БЕЛЫЙ КАФЕЛЬ.
МИЛЛИОНЫ БЕЛОСНЕЖНЫХ, ГОРДЫХ ПТИЦ БИЛИ КРЫЛАМИ ПЕРЕД ЕГО ИЗУМЛЕННЫМ ВЗОРОМ… А РЯДОМ СТОЯЛА ЕГО ТИХАЯ МАТЬ, ЧТО-ТО ПРОТЯГИВАЛА ЕМУ НА РАСКРЫТОЙ МРАМОРНО-БЕЛОЙ ЛАДОНИ.
— ЧТО ЭТО, МАМА? — СПРОСИЛ ВИКЕНТИЙ ТИХО И ЖАЛОБНО.
МАТЬ УЛЫБАЛАСЬ И КИВАЛА, КИВАЛА, КИВАЛА…
И ТОГДА ОН ПОНЯЛ, ЧТО ПРОТЯГИВАЕТ ОНА ЕМУ! И ЗАСМЕЯЛСЯ, И СЛЕЗЫ РАДОСТИ И ОБЛЕГЧЕНИЯ КАТИЛИСЬ ПО ЩЕКАМ ЕГО.
ЭТО БЫЛ БИЛЕТ В ВЕЧНОСТЬ.
Тело его стало таять. Оно превратилось в легкий пар, невесомо плескавшийся среди белого кафеля прозекторской. Сначала он имел форму человеческого тела, потом, словно размытый струей воздуха, пар превратился в прозрачное чистое облако…
ВОШЕДШИЕ ЛЮДИ НИКОГО НЕ ОБНАРУЖИЛИ В КАФЕЛЬНОЙ КОМНАТЕ, ТОЛЬКО МОХНАТЫЙ ИНЕЙ СТЫЛ НА БЕЛЫХ ПЛИТКАХ ДА ПО ТУ СТОРОНУ СТЕКЛА, НА УЛИЦЕ, ЛЕТАЛ И ЛЕТАЛ У ПОКОСИВШЕЙСЯ ОГРАДЫ КАКОЙ-ТО СУМАТОШНЫЙ, ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ИЛИ БЕСТОЛКОВЫЙ ГОЛУБЬ. И НЕ БОЯЛСЯ ЛЮДЕЙ.
ОТ АВТОРА
Когда колючие звезды пронижут стекла вашего дома непостижимым призрачным светом, поднимите к ним лицо, примите на кожу ускользающее звездное тепло, вспомните о Добром и Вечном, для которого явились мы в этот несчастный и прекрасный мир.
И тогда среди звездных туманностей, чуть в стороне от Млечного Пути, вы увидите, как ворочается и клубится на границе СВЕТА И ТЬМЫ, любящее ВАС, помнящее о ВАС, НЕПОСТИЖИМОЕ И ВЕЧНОЕ НЕЧТО.