Буян с гордостью поглядел на Глебку, потом на куропатку, потом опять на Глебку, наконец, поднял лапу и нетерпеливо тронул ею Глебкины штаны. Он был не только горд, но и голоден. Правда, несмотря на голод, он притащил птицу к Глебкиным ногам, но он надеялся, что кое-что перепадёт и ему.
Буян был вознаграждён за свою терпеливость и получил больше, чем надеялся. Глебка поднял куропатку, повертел её в руках, потом рассудил, что разжигать костёр, не зная, где находишься, опасно, что пёс уже давно как следует не ел и что лучше всего ему и отдать куропатку. Решив так, Глебка кинул птицу на снег и сказал:
— Бери.
Буян кинулся на птицу и тотчас по ветру полетели пух и перья. Глебка помылся снегом и, присев к шалашу, принялся за оставленные с вечера галеты и сочень. Покончив с едой, Глебка стал собираться в дорогу. Чистой тряпочкой, в которую Марья Игнатьевна завернула ему сочни, он обтёр насухо все металлические части ружья, вскинул на плечо торбу, вздел лыжи и, сопровождаемый облизывающимся псом, двинулся в путь.
Прежде всего Глебка попытался сделать утром то, что ему не удалось сделать вчера ночью в темноте: найти дорогу к Светлым Ручьям. Поиски были бесплодны и недолги. Глебка вскоре прекратил их и двинулся к югу, то есть в ту сторону, где, по его расчётам, находился фронт.
Утро было довольно свежее, за лесом розовела утренняя заря. Глебка повеселел и легко прокладывал себе путь по целине прямо туда, куда глядели чистые от мха округлости древесных стволов.
Глебка брёл часа полтора прямо на юг. Но потом он всё же решил свернуть к юго-западу, держа направление на Шелексу. Правда, у него не было верных путевых примет, но он рассчитывал, что, уклоняясь от южного направления вправе, он будет так или иначе приближаться к верному направлению на Шелексу. К тому же, рано или поздно он набредёт на какую-нибудь деревню. Может быть, это будет одна из тех деревень, которые назвал ему старый Аникан, а если нет, то он всё же узнает, где находятся те, нужные деревни, которые должны ему служить вехами на пути в Шелексу.
Глебка проделал ещё десятка полтора километров, потом вдруг его снова взяло сомнение, и он опять повернул прямо на юг. Так менял он направление бесчисленное количество раз, всё более и более сомневаясь, правильно ли идёт. Давно погасла утренняя заря. Давно и небо посерело и день клонился к вечеру, а Глебка всё ещё блуждал по бескрайнему бору, качаясь от усталости и в тысячный раз спрашивая себя, правильно ли идёт. Следом за ним брёл Буян. В начале пути он прыгал, резвился, забегал вперёд, но к концу дня скис и уныло тащился по проложенной Глебкой лыжне. Лыжня была недостаточно плотной и плохо держала пса. К вечеру он стал прихрамывать и подскуливать, прося остановиться и отдохнуть. Но Глебка передышки ни Буяну ни себе не давал. Ему всё казалось, что вот сейчас через минуту-другую откроется верный путь — наезженная дорога или лыжня, завиднеется околица какой-нибудь деревни, в которой можно будет всё, что надо, узнать. И он торопился вперёд на своих тяжёлых, подбитых нерпой лыжах.
К вечеру он так изнемог от усталости, так извёлся неизвестностью, так оголодал, что едва держался на ногах. По счастью, с наступлением темноты забрёл он в глубокий овраг. В крутом его откосе у самого дна была широкая промоина, образовавшая род пещерки с узким входом, напоминавшей волчье логово. Глебка очень обрадовался этой находке, так как ставить шалаш у него не было сил. Бросив на пол пещеры несколько еловых ветвей, он хотел было тут же завалиться спать, но терзавший его голод заставил подумать об ужине. Так как, кроме сырой картошки, ничего другого из съестного у Глебки не оставалось, то он решил развести костёр, чтобы подкрепиться печёным картофелем. Овраг был глубок, и высокие почти отвесные скаты его должны были скрыть огонь от посторонних глаз.
С трудом одолевая крайнее утомление, Глебка развёл небольшой костерок и испёк на углях половину всего запаса картофеля. Дожёвывая последние картофелины, Глебка то и дело ловил себя на том, что засыпает. Ватник на груди его был расстёгнут. Костерок дотлевал. Вместо жара костра в грудь пахнул холодный ветер, который пронёсся поверх Глебкиной головы над обрывом, метнув в овраг лёгкое снежное облачко. Алмазное облачко коснулось полуобнажённой груди, но Глебка не почувствовал его холодного прикосновения. Не видел он и мерцавших высоко над ним звёзд. Казалось, от них и струится на землю усиливающийся с каждым часом холод. Весна, одолевавшая днём зиму, к ночи сдавала все свои позиции.
⠀⠀ ⠀⠀
