В 1956, году А. Т. Твардовский опубликовал в "Новом мире" подборку моих стихов. Я воспринял это как значительное событие в моей жизни. Еще номер журнала не дошел до подписчиков, как в "Известиях" появилась разносная рецензия на эту подборку, озаглавленная "Альбомные стихи". А что было альбомного в том, что я рассказывал о трагических судьбах людей в годы войны? А. Я. Яшин, с которым в военные годы мы служили вместе сперва на Балтике, а потом в Сталинграде, сказал мне: "Я не поклонник твоих стихов, но статья о них грубая, возмутительная". Пригласив в редакцию, Твардовский меня обнадежил: "Отвечать на статейку не будем, но печатать вас не перестанем".
И действительно, хотя и далеко не часто, не только переводные, но и мои собственные стихи стали появляться в "Новом мире", да и в других изданиях. Первая книга моих стихов "Очевидец" вызвала сочувственные отклики в журналах и газетах. В "Новом мире" о ней написал Кайсын Кулиев. Но примерно через год после выхода книги на меня обрушился сильный удар.
Черт попутал меня прочесть сборник эпических поэм Южного Китая. Среди создателей поэм был народ, чье название меня поразило: И. Подумать только, целый народ вмещается в одну букву! Я написал стихотворение "Союз". По недоразумению (я в нем не виноват) "Союз" был напечатан и в "Дне поэзии", и в журнале "Москва". Я писал: "И простор, и восторг, и унылость Человеческой нашей семьи,- Все вместилось и мощно сроднилось В этом маленьком племени И... Без союзов словарь онемеет, И я знаю: сойдет с колеи, Человечество быть не сумеет Без народа по имени И". Не Бог весть какая оригинальная мысль: даже самое маленькое племя вносит свой вклад в общечеловеческую культуру, истребление даже самого малого племени - тяжкая рана всего человечества. Но газета "Ленинское знамя" заявила, что речь идет об Израиле. Меня обвинили в сионизме. Газету поддержали книги вроде "Фашизм под голубой звездой". Возражения синологов, что на юге Китая действительно существует народ И (кстати, гонимый тогда Мао Цзе-дуном), да и то, что в моем стихотворении люди молятся богам в кумирне, а евреи, как известно, народ монотеистический,- не могли ни в чем убедить моих преследователей, впрочем, они и не хотели убеждаться. Я не раз прямо, открыто писал о той катастрофе, которая постигла еврейский народ в годы второй мировой войны, для чего же мне было прибегать к мелкой хитрости, к маскировке? Но тем, кто нападал на меня, логика не нужна, даже вредна.
Опять меня перестали печатать. Только через семь лет, в 1975 году, мне удалось выпустить книжечку "Вечный день", искореженную, куцую.
Однажды поэт Евгений Рейн пришел ко мне и к Инне Лиснянской и предложил дать свои стихи в альманах "Метрополь", в котором, сказал он, участвуют известные писатели - Аксенов, Ахмадулина, Битов, Вознесенский, Искандер. Альманах предполагается издать через посредство Госкомиздата. Но когда на машинке было напечатано восемь экземпляров альманаха, он был запрещен Союзом писателей. Это произошло в конце 1979 года. Два самых молодых и незащищенных автора - Евгений Попов и Виктор Ерофеев - были исключены из Союза писателей, в котором я состоял со дня его основания в 1934 году. В знак протеста против такого произвола Аксенов, Лиснянская и я вышли из Союза. На нас обрушился обвал экономических санкций. Не только наши оригинальные стихи, но и переводные изымались из библиотек. Заказывались новые переводы, они делались на скорую руку, без знания языка, истории народа, его души. Мне хорошо известно, что некоторые читатели и литераторы Средней Азии, Поволжья, Северного Кавказа были этим возмущены, но приходилось молчать. Союз писателей замыслил сурово наказать переводчиков, а получилось так, что оскорбили национальные чувства читателей и писателей в республиках. Впрочем, запрет на профессию был не худшим из тех жестокостей, которые выпали на нашу долю. Однако добавлю без намека на иронию: я должен благодарить Союз писателей. В те годы, что я был вне Союза, был отстранен от переводов, я написал больше, чем за всю предыдущую жизнь. В издательстве "Ардис" вышли в свет большой том моих лирических стихотворений и поэм "Воля", несколько меньший по объему сборник стихов и поэм "Кочевой огонь", книга воспоминаний "Сталинград Василия Гроссмана". За рубежом были изданы и мои повести.
Долгие дни и годы мои озарила дружба с двумя великими писателями нашего столетия - с Анной Ахматовой и Василием Гроссманом. Не раз бывало так, что только им я читал свои стихи, и был счастлив, если слышал от них, таких разных, слово одобрения.
Я перенес несколько тяжелых операций. Оперировал меня блестящий хирург, профессор В. Б. Александров. Он хорошо знал, что я - литературный изгой, но для него я был прежде всего больным, и он вернул меня к жизни. Вместе с исцелением я вдохнул глоток свободы: настала эпоха гласности и демократизации нашего государства. Поэт Олег Чухонцев пригласил меня в "Новый мир". Меня восстановили в Союзе писателей. Мои стихи стали печатать и другие издания, и среди них "Дружба народов", журнал, который опубликовал и мою повесть "Декада" и в редакции которого я нашел сочувствие и бережное понимание. Впервые после многолетнего перерыва вышла в библиотеке "Огонька" книжка моих стихов "Лира".
Я хотел бы дополнить эти заметки строками, которые могут показаться нескромными. Но рискну. Зимой 1961 года я написал главную свою стихотворную работу - поэму "Техник-интендант". Я читал ее в доме поэтессы Нины Манухиной, вдовы Георгия Шенгели, читал ей и жившей в то время у нее Ахматовой. Я заметил слезы на глазах у Анны Андреевны. Пришло лето. Анна Андреевна подарила мне свою маленькую книжицу в черном переплете, вышедшую в серии "Библиотека советской поэзии". Вот надпись:
"С. Липкину, чьи стихи я всегда слышу, а один раз плакала
Ахматова 6 июля"
У меня - несколько книг с добрыми надписями Ахматовой. Эта - самая драгоценная. Она была не только моей гордостью,- она для меня стала правом на существование в те годы, когда на родине, в советской печати, я не существовал.
Июль 1989 года
Семен Липкин