— Не волнуйся, красавица. Я потихонечку поеду.
— Не пойдёт, — уже я отвергла это предложение. — Слишком долгий путь получится. Особенно в обратную сторону с кормилицей. Запрягайте карету. Поедем туда с ребёнком.
— Согласен, Елизавета Васильевна. Кто-нибудь! Разбудите моего кучера!
Но пришедшая через несколько минут одна из монахинь удручённо покачала головой. — Негоден сегодня слуга ваш.
— Как это негоден?
— Пьяный храпит. Не знаю, где грешник этот налакаться умудрился, но лыка не вяжет и на ногах стоять не может.
— Скотина! Да что же это за ночь такая?! — разъярился князь. — Убью мерзавца! Сам запрягу. Но долго… Долго…
— Тама деда и Макарка у порога топчутся. Как меня позвали, то они вслед увязалися, — снова подала голос Устинья. — Они конюхи знатные. Вы их, барин, покличьте.
Действительно, вся озерская братия сидела на ступеньках крыльца. Увидев нас, крестьяне вскочили и начали привычно отбивать поклоны.
— Прекратите, — приказал Илья Андреевич. — Мне нужно срочно подготовить карету и довезти нас до деревни. Справитесь?
— Дык, — почесал макушку Прохор. — Справимся-то оно, конечно. Невелика наука. Токмо, ежели срочность есть, то у меня Рыжак запряжён. Не побрезгуете телегой, то вмиг отвязу, куда скажете.
— А чего ты коня запряг?
— Ну, ежели посреди ночи всех подняли, значится, беда какая. Мож и снова улепётывать сломя голову надо. Я теперича пуганый и чуть что, то Рыжака сразу из стойла вывожу.
— Улепётывать не стоит, дед. А вот коня ты правильно запряг!
В деревне кормилицу нашли быстро. Дородная баба вначале испугалась ночных визитёров, но быстро успокоилась, сообразив, чего от неё хотят. Лишь рано утром мы вернулись домой. В глазах уже темно от усталости и после всех потрясений. Лишь только младенец, посапывающий на руках своей новой кормилицы, даёт внутреннее спокойствие. Значит, не зря через всё это прошли.
— Елизавета, — спросил Илья Андреевич у дверей моей комнаты на втором этаже. — А можно узнать, почему вы к ребёночку “он” постоянно обращались? Девочка ведь.
— Да? — удивилась я. — Представляете, так переволновалась, что даже не посмотрела на такую важную часть тела.
— Переволновались? Из всех нас вы были самой стойкой.
— Только внешне.
— Я ещё больше восхищаюсь вами. И… Вы сегодня смотрелись словно Мадонна с младенцем на руках.
Неожиданно князь прижал меня к себе и поцеловал. Нежно, чувственно. Словно пытался через губы передать то, что словами сложно высказать.
— Я теперь мечтаю увидеть, — прошептал мне на ухо он, — как вы будете держать нашего с вами ребёнка. Отдыхайте, Лизонька…
52
До самого обеда меня никто не тревожил. Проснулась оттого, что Антонина осторожно на цыпочках прокралась в мои комнаты и поставила на стол поднос с едой. Быстро вскочив с кровати, вышла из спальни, кутаясь в халат мышиного цвета.
— Антонина, как там малютка? — сразу же поинтересовалась у монахини.
— С божьей и вашей помощью всё хорошо! — расплылась девушка в улыбке. — Княгиня Екатерина Михайловна похвалила всех и приказала вас не будить, пока сами не встанете.
— А баронесса Харитонова? Где она… Её…
— Илья Андреевич, говорят, всё поправил. Теперь хорошо выглядит. Скоро должны из Москвы за ней приехать. Горюшко-то какое, но отмучилась, чего греха таить. Я ж до вас за ней приглядывала. Елена Анатольевна и ночами не спала, и плакала всё время. А иногда вдруг как подскочит и давай с криками отбиваться от невидимых врагов. Прошлое ей глаза застилало. Но я вам так скажу, Елизавета Васильевна. К Богу в рай она попадёт. Столько страданий при жизни пережить — это все свои грехи искупить. Да и не грешила Елена Анатольевна. Просто судьба такая незавидная ей выпала.
— Очень надеюсь, что в рай, — не стала спорить я. — А княгиня где сейчас?
— У себя. Приказано после службы вас к ней сопроводить.
— Приду обязательно. А Илья Андреевич хоть отдохнул немного?
— Да где там! Доктор с утра всех пациенток обошёл, а потом Елену Анатольевну в божеский вид приводил. И, говорят, к ребёночку постоянно бегает, всё никак успокоиться не может.
— Можно я попрошу тебя передать ему пару слов?
— Конечно!
— Скажи, что если он не совсем спятил, то немедленно ляжет в кровать. Да! Так и скажи! Добавь ещё, что у меня к нему очень важный разговор, который достоин того, чтобы вестись на выспавшуюся голову. Доктор наш, естественно, спросит, про что именно намечается беседа, но ты передай, что скажу ему сама в полночь в его кабинете. Если проспит, то ничего не узнает.