Но в некоторых мы с ней схожи. И это касается “бриллиантовых дам”, как с моей лёгкой руки уже все стали называть этих расфуфыренных особ знатных кровей.
В один из дней своего жёсткого поста я прошла в общую гостиную поболтать с народом. Естественно, только с “форменными”, так как местная знать меня игнорировала, так же, как и других, менее титулованных особ. В принципе, от этого я не страдаю особо. Пусть игнорируют, сколько влезет.
В отличие от нас, простушек, баронесс да графинь сюда ссылали именно по причине психических расстройств, а не для того, чтобы отжать наследство или ещё как обогатиться за их счёт. Хотя и среди “бриллиантовых” тоже есть несколько невинно пострадавших. Только это скорее исключение, чем правило. А так…
Возьмём ту же самую графиню Зобнину. По слухам, она отличается очень склочным, гневливым характером. В Москве от неё натерпелись все домочадцы. Часто впадая в неконтролируемое, агрессивное состояние, она могла легко искалечить служанку. Зобнины сор из избы не выносили, откупаясь от пострадавших деньгами, покуда однажды Зинаида Борисовна во время одного из приступов не полоснула ножом любимого муженька за то, что ей не понравился домашний халат на нём.
Граф Зобнин сильно не пострадал, но решил, что в его организме не так много крови, чтобы проливать её почём зря. Через полицию дело раздувать не стал, а вот связи среди духовенства и личное знакомство с князьями Елецкими сослужили хорошую службу. Буйную жену упекли сюда.
Говорят, что пару раз чуть не вышла на свободу, но перед этим всегда срывалась, устраивая жестокие драки с персоналом или другими пациентками. После отсидки в камере на первом этаже на время утихомиривалась. Но ни у монахинь, ни у врачей доверия к графине никакого. Уже четвёртый год здесь живёт, являясь неофициальной главой местного светского общества. Её опасаются даже “бриллиантовые”, поэтому стараются лишний раз не перечить, отдав роль лидера от греха подальше.
И это один из примеров. Есть особы с сильным сексуальным недержанием, есть воровки-клептоманки. И иные мании присутствуют. Аутистки… Но они не выходят в общий зал, предпочитая отсиживаться в комнатах. Говорят, что даже в церковь на службу их чуть ли не на верёвке тащат. Честно говоря, не замечала подобного. Наверное, не все из них на службы ходят.
Так вот… В один из дней своего добровольного поста я пришла в гостиную, чтобы немного развеять скуку.
— Что-то сладенького захотелось, — в какой-то момент непринуждённой беседы сказала Ангелина Краснова. — Я сейчас к себе за яблоком схожу. Кому ещё принести?
— А зачем к себе? — не поняла я. — Вон сколько ваз с фруктами.
— Трогать нельзя, — пояснила Ира Деньгина. — Это не для нас.
— Кто сказал? Ворона?
— Нет. Так они решили, — кивнула она в сторону “бриллиантовых”. — Кто мы такие, чтобы высшей аристократии Российской Империи перечить?
— Понятно… Ангелина, останься здесь. Будут тебе и яблочки, и грушки, и малинка.
После этих слов я подошла к роялю, рядом с которым стоял фруктовый стол, и взяла оттуда пару ваз. Немая сцена среди “бриллиантовых дам”. Видимо, никто не ожидал от меня такой наглости. Первой опомнилась, естественно, графиня Зобнина.
— И кто тебе разрешал трогать своими грязными руками наше угощение?
— Руки чистые, фрукты не ваши, а общие. Наше содержание здесь оплачивают, так что имеем полное право на все удобства.
— Ты действительно сумасшедшая, раз так думаешь! Идиотка! Наши семьи сделали такие благотворительные взносы, какие вам, нищенкам, и не снились!
— Ну, ты-то свой давно прожрала за столько лет.
— Как ты смеешь мне тыкать?! — завопила графиня.
По её лицу и наливающимся кровью глазам видно, что переходит в своё “боевое” состояние. Не удивлюсь, если сейчас полезет в драку.
— Ещё один шаг в мою сторону, — лучезарно улыбаясь, предупредила я, — и размозжу твою голову этой замечательной тяжёлой вазой. Кровь… Мозги по ковру… Хочешь? Давай, Зинка! Подойди ко мне. Не лишай такого удовольствия.
А графиня оказалась не только гневливой, но и трусливой. Видимо, отпора никогда не получала и поэтому, привыкнув к безнаказанности, легко впадала в бешенство, не заботясь о последствиях. Но мой внешне дружелюбный вид и одновременно страшные слова отрезвили её получше ушата холодной воды. Графиня отпрянула назад и обвела своих товарок возмущённым взглядом, явно ища поддержки.