Брейден считал, что это было причиной. Он навязывал свое мнение разочарованным ученым, которые хотели теперь попробовать гипноз, «сыворотку правды» или еще что-нибудь, чтобы взломать-таки дверь в сознание Джона Кингмана.
— Мы даже догадаться не можем, что его выбило из колеи, — рассуждал доктор Брейден. — Но он не смог этого перенести и ушел в иллюзии — в безумие. И он жил в своем убежище более полутора веков, а потом его нашли мы. Мы не оставляли его в покое, не давали ему сохранить прекрасные заблуждения о его величии и могуществе. Мы были безжалостны. Мы его допрашивали, пытались обхитрить. В конце концов, мы его едва не отравили! И его заблуждения не вынесли испытания. Он не мог признать, что был не прав, как не мог примириться со своими иллюзиями. У него оставался только один выход — все забыть. Буквально все. И он стал слабоумным. На самом деле его состояние — инфантилизм. Он просто сбежал в детство. Вот почему его КИ составляет всего девяносто. Представляете, какой была эта цифра, когда он был нормальным взрослым существом на своей планете. А сейчас он разумом равен ребенку. Он даже спит в эмбриональной позе! И это — предупреждение. Еще одна попытка влезть к нему в голову — и он сбежит в единственное место, которое ему осталось: в абсолютную пустоту разума неродившегося младенца!
Он представил доказательства. Доказательства были неоспоримыми. В конце концов, хоть и неохотно, Джона Кингмана оставили в покое.
Он и теперь работает в регистратуре Мидвилльской психиатрической лечебницы, потому что там его шестипалые руки не вызывают комментариев. Он очень аккуратен и совершенно счастлив.
Но за ним внимательно наблюдают. Единственный вопрос, на который он еще не может ответить, — это сколько он проживет. Сто шестьдесят два года — это часть его жизни. Но если этого не знать, на вид ему не дашь больше пятидесяти.