Жена была крайне взволнована, но, знаете, Александру Игнатьевичу с ней безумно повезло. Она не кричала, не издавала никаких нечленораздельных воплей, её предупредили обо всем, что произошло, и несмотря на то что по ней было видно, что вся эта ситуация произвела на неё колоссальное влияние, она поборола в себе эмоции. В её глазах поблескивали слезинки, которые она сдерживала из последних сил. Взяв себя в руки через неимоверное усилие, она смахнула тыльной стороной ладони слёзы с глаз, протянула правую руку Александру и сказала: "Саша, пойдем! Ты…" – она запнулась, – "…Я не знаю, ты, может быть, не понимаешь, кто я, но я твоя жена, Саша!" – и одна предательская капля скатилась по её щеке.
– Пойдёмте, ко мне в кабинет, – предложил участковый, чья смена, видимо, подходила к концу, – поговорим там.
***
– Вот так, собственно говоря, я и превратился из "потеряшки" в "найдёныша", – улыбнулся мой собеседник – мужчина на вид лет тридцати пяти – сорока с пышной коричневой бородой и очень добрыми улыбающимися глазами. В этих глазах было много решимости, но в то же время они как будто постоянно за что-то извинялись.
– А здесь-то вы как оказались? – спросил я у этого человека, который сидел рядом со мной на скамье и уже минут тридцать рассказывал историю своей странной жизни, у человека, чью жизнь я счёл своим долгом пересказать вам и чем занимаюсь на протяжении уже не одного десятка страниц.
– Слушай дальше, – сказал, немного рассмеявшись, этот приятный господин с пышной бородой. Я и не заметил, как он перешёл со мной на «ты». Думаю, просто для него это было так же естественно, как дышать – знаете, есть такие люди, которые не могут по-другому, "на ты" для них единственно верный и возможный вариант общения, и, что самое важное, органичный вариант.
– Все эти парады родственников, которых я не знаю, мне приходилось со всеми знакомиться заново, все эти сеансы у врачей, которые пытались понять, что со мной не так, жена и ребенок, которых я не знаю. Я не мог играть со своей дочкой. Она премилое создание, очень умная девочка, красавица, я умилялся ей. Но меня пугало всё это. Она ласково называла меня папой, просила поиграть с ней, а я не помнил себя её папой. Для неё я был этим самым отцом с самого рождения, а сам я родился как будто заново и весь этот окружающий мир начал на меня давить грузом ответственности. Пожалуй, я слабый человек, но я забыл, как жить мою старую жизнь. Поэтому я сбежал.
Александр Игнатьевич рассказал мне, как тихонько собирал вещи, пока жена не видела, как незаметно взял несколько бумажек "неприкосновенного запаса" из книги Лескова в секретере, как написал письмо и ушёл, когда жена пошла с дочкой в магазин, вероятно в тот самый магазин, с пакетами из которого бродил в тот злосчастный день Александр.
– Моя жена по всем параметрам была чудной женщиной. Я даже заново в неё влюбился. Правда всё это было настолько странно, что расскажи мне кто-то за пару лет до этого, что такое может произойти, то я и вообразить себе подобную историю не смог бы. Вот представь, что к тебе приходят и говорят, что у тебя есть жена и дочь. И тебе надо жить с ними, любить их. Сложно было всё время, но я принял правила игры и начал под них подстраиваться. Я задавал много вопросов, я старался не обращать внимания на страдания жены, ей ведь тоже пришлось несладко – вот тебе обновленный муж взамен старого, на вид такой же, только не помнит ни черта.
Мой сосед по скамейке остановил свою речь, грустно улыбнулся и посмотрел куда-то поверх травы, что росла у дорожки из песка и гранита вдоль которой мы и сидели. Он долго что-то себе думал. Казалось, он снова окунулся в ту другую жизнь своими мыслями и воображением. Я молчал вместе с ним. Немного погодя, он продолжил:
– Я старался. Я влюбился в неё. Знаешь, она была мне очень симпатична, она любила меня, я счёл своим долгом возвращать ей эту любовь своей любовью. Я пробовал общаться с дочерью, воспитывать её, уделять ей внимание. Я снова знакомился со своими родственниками, друзьями, знакомыми. Я оказался вне работы, ибо с такой вещью, как амнезия продолжать было нельзя, да я и не помнил ничего. Но коллеги меня поддержали. Вообще идиллия была. Я, должно быть, был очень счастливым человеком до того, как со мной произошло всё это. Хотя чего уж там! Мне и сейчас не на что роптать.