Так продолжалось шесть месяцев. И все эти шесть месяцев я чувствовал, что живу какой-то чужой жизнью! Я заставлял себя играть с ребенком, я заставлял себя улыбаться людям. Все, кто меня окружал, считали, что очень хорошо меня знают. И меня это дико раздражало, поскольку тот человек, которого они знали умер, как бы это парадоксально не звучало. Я не он! И этого никто не хотел понимать! Они были ко мне назойливо добры, а я, первое время отвечая им тем же, за шесть месяцев перешёл к улыбчивому раздражению. Я жил чужой жизнью и занимал место, которого был, скорее всего, не достоин. Поэтому я ушёл.
– А что было в письме? – спросил я. – Хотя я вот сейчас спросил и понял, что вопрос неуместный!
– Отчего же! – перебил он меня. – Я понимаю твоё любопытство. В конце концов, это я затеял этот разговор. В письме не было ничего особого. Я извинялся перед женой за ссору. Мы за день до этого поссорились. Ругаться начал я. В общем, это было самовлюблённое нытье, а она, в свою очередь, за словом в карман не полезла – накипело. Это было письмо-извинение. Я же понимал, что, уходя, делаю больно всем. Кстати, дочери я тоже написал письмо. Она умница, поэтому, думаю, без труда могла прочесть написанное мною.
Когда я вышел из дома, дико боялся встретить какого-нибудь знакомого. Пробирался, что называется, по стеночке, постоянно оборачиваясь, как параноик.
Я доехал на метро до вокзала, где взял билет на электричку до ближайшего населённого пункта, чтобы сэкономить, но, к сожалению, кондуктор высадила меня где-то через час в каком-то городке, который, видимо, начинался сразу как заканчивался город, которого я не знал и который я покинул тогда, видимо, навсегда. Мне этот маленький городишка, в который я попал прямиком из душного вагона категорически не понравился. Уж не знаю отчего, поэтому я дошел до выезда из него и через некоторое время удобно разместился на переднем сидении фуры, водитель которой не растерялся, а, скорее, даже порадовался, услышав, что мне лишь бы ехать, а куда абсолютно всё равно. За рулем был улыбчивый парень лет тридцати. Его улыбка обезоруживала, а глаза горели ехидным упрямством и горячностью, так что думаю, от девушек у него отбоя не было.
Оказалось, что он едет из Мурманска в Москву, и за последние двое суток спал всего четыре часа, так что мы остановились ближе к ночи у двухэтажного дома, который стоял вдоль дороги. На его крыше неоновым светом горела вывеска "Мотель Белые ночи". Там мы и решили заночевать. Я сказал, что с меня пиво и угощение, и направился в магазин "24 часа". Не помню, что я тогда там купил, но очень отчетливо запомнилось, что на кассе мне дико захотелось мармелада. Взрослый мужик стоит с пивом на кассе и покупает мармелад! Но я тогда задумался, а когда в последний раз я позволял себе что-то по-детски непосредственное, что-то такое ребяческое? Так пусть будут хотя бы жевательные конфеты из желатина в форме различных зверюшек.
Ночью к нам в номер ворвались пятеро поддатых мужчин, повытаскивали нас из кроватей с криком: "Наших женщин приехали портить?" Мой новый знакомый уже хотел решить проблемы, так сказать, "без разговоров", но я его отвадил от этого занятия. В итоге, пришлось съехать досрочно и ночевать в машине. Я ему не стал говорить, но, видимо, эти пятеро ворвались к нам из-за меня. Не нужно было мне на кассе дарить кассирше сладости. Она выглядела уставшей и расстроенной, и я купил ей плитку. Это ещё одно ребячество того вечера после мармеладных зверей.
Нас тряхануло, и я проснулся. Очнувшись, я понял, что тряхануло меня во сне, а мы стоим и уже довольно давно. Оказалось, в тягаче неисправность. Я небольшой специалист в этом деле, пытался помочь, но поломка была серьёзной. Дальнобойщик, с которым мы ехали, вызвал помощь, а мне оставалось либо дожидаться вместе с ним, либо идти дальше и ловить следующую попутную машину. На прощание он сказал мне, что до ближайшего города километров пятнадцать-двадцать пути. И я пошел.
Я шел шесть часов. Думаю, что за это время я преодолел расстояние куда большее, чем двадцать километров, поэтому боюсь, что мой недавний знакомый совсем немного ошибся в своих подсчетах. Преодолев неопределённое расстояние за эти нескончаемые шесть часов, я свернул по указателю на старый асфальт, который не меняли, пожалую, лет сорок, и боюсь, что это был первый и последний положенный асфальт в этом городе. Что-то мне подсказывало, что обновления не предвиделось.
– Я оказался в малюсеньком городе, который застрял во времени, – продолжил он, – многие скажут, что маленькие города у нас в стране все похожи друг на друга и чаще производят грустное впечатление, я и сам успел после своего забытия посмотреть на разные города, но этот был какой-то особенный, город-призрак, на улицах почти не было людей, а тех, что были, я даже не замечал. У меня возникло ощущение дежа-вю, я как будто помнил эти времена, неуловимо чувствовал дух какого-то времени, но не мог понять, откуда этот ветер перемен.