«Ты – чёрная дыра, – выл «зверь». – Погибнут все, кто вокруг тебя вращается».
Да, клубок шипящих змей снова стал цветущими лианами, а музыка стала музыкой, а не визжащим, скрежещущим адом, и слизь видела только она сама. Приступ миновал, но мысль осталась... Осталось понимание: ей не выздороветь.
Слизь была не просто видением. Эта отвратительная, заразная субстанция, похожая на мокроту туберкулёзника, грозила расползтись повсюду. Правы были дамы-советницы, ей не следовало здесь оставаться, подвергая опасности мир и, прежде всего, его прекрасную королеву.
Ласковые руки Таори увлекали её наружу, приглашая присоединиться к празднику. Пошатываясь, Энити вышла в общий зал и присела на подушку у стены, под пышной лианой с ярко-жёлтыми цветами. По велению королевы ей поднесли фруктовый напиток со льдом, а Таори нежно сжала ей пальцы и шепнула:
– Останься, пожалуйста... Без тебя мне чего-то не хватает.
Начинался обряд выбора невесты. Прекрасные дамы – целый великолепный цветник красавиц – встали в круг, тихонько переговариваясь. Они расступились, пропуская в центр королеву, которая несла на ладони хрустальный шар. Внутри шара заиграли блики света, он поднялся над рукой Таори и завис в воздухе. Королева поставила на него корзинку с белыми цветами: видимо, та, кому она вручит этот подарок, и станет её суженой.
Таори переводила ясный взор тёплых глаз с одного лица на другое, а сердце Энити опять заходилось в бешеном стуке. Глянув на свои пальцы, она снова увидела проклятую слизь. Нет, нельзя допустить этого!.. Бежать... Прочь отсюда!
Спотыкаясь, падая на колени и снова поднимаясь, она бежала по саду. Деревья недоуменно шелестели ей вслед, а кусты цеплялись за платье, будто пытаясь остановить этот бешеный бег. Падая, Энити оставляла на траве слизистые отпечатки ладоней. Чёрт, чёрт, она всё вокруг заразила! Стон рвался с искусанных, с уже подсохшими ранками, губ. Нельзя умываться, иначе и в воду попадёт эта гадость.
Силы были исчерпаны, и она, упав, подняться больше не смогла. Кажется, только спина осталась чистой, спереди всё платье покрылось слизью. Прислонившись к дереву, она ловила ртом целительный воздух, но он не помогал.
– Энити!
Перед ней стояла Таори – с хрустальным шаром и корзинкой цветов на нём. В её взгляде сквозь нежность проступала тревога.
– Куда же ты бежишь от своего жребия? – чистым, звучным голосом молвила она, и его эхо отдалось под кронами деревьев. – Ведь этот дар предназначен тебе. Я прошу тебя стать моей супругой.
С пальцев Энити уже натекла огромная лужа слизи. Её мерзкий, сопливо-студенистый край подбирался к мерцающему подолу платья королевы, и у Энити вырвалось:
– Нет!
Она предостерегающе выбросила вперёд руку, чтобы Таори не приближалась – ведь тогда она наступит в эту пакость. Но королева истолковала её возглас иначе.
Осколки упавшего хрустального шара брызнули во все стороны, а сверху легли разметавшиеся в беспорядке цветы из опустевшей корзинки. Казалось, весь загар сбежал с лица Таори, ставшего белее этих лепестков. Ни слова не говоря, она повернулась и величавым, лебединым шагом поплыла прочь, к дворцу.
Энити осталась одна в пустоте. Не было никакой лужи слизи, её собственное платье осталось незапятнанным. В траве блестели лишь осколки разбитого шара и лежали увядшие цветы.
Она не знала, сколько прошло минут, часов или дней. Её окутал глухой кокон безвременья. Праздник, по-видимому, рассосался, гости разошлись. Над верхушками деревьев догорала вечерняя заря. Во дворце было тихо, как после похорон: никто не играл на инструментах, не смеялся, не танцевал. Сердце Энити сжалось от леденящего дыхания горечи... А в следующий миг она с потускневшими, тёмными глазами сжала губы. Всё повторялось. Там, в Том Мире, она сделала то же самое.
До глубокой ночи она сидела один на один с затихшим, словно в трауре, дворцом. «Так надо, пойми, – мысленно объясняла она этой тишине. – Я – чёрная дыра, которая губит всё, что вокруг неё вращается. Потому я и обрубаю связи... Чтобы если и идти ко дну, так самой, не таща никого за собой».
– Энити...
В короне из звёздного света перед ней снова стояла Таори – такая же светлая, спокойная, как и всегда, но теперь в глубине её глаз вместо тёплых искорок затаилась печаль.