— Нет, капитан, это самая ближняя.
— Ну, так это в трехстах сорока милях? — Капитан Давенпорт говорил очень медленно и решительно. — Я не рискну взять на себя ответственность за всех этих людей. Я выброшусь на Актеоне. А славный корабль, — с сожалением произнес он, изменив курс и на этот раз более, чем когда-либо приняв в расчет западное течение.
Часом позже небо стало пасмурным. Юго-восточный пассат все еще держался, но океан превратился в игралище шквалов.
— Мы будем там в час, — уверенно заявил капитан Давенпорт. — В крайнем случае в два. Мак-Кой, выбрасывайтесь на тот остров, где есть люди.
Солнце больше не появлялся, и в час никакой земли не было видно. Капитан смотрел за корму на уклонившийся от прямой линии след «Пиренеев».
— Боже, — крикнул он. — Восточное течение! Поглядите!
Мистер Кониг отнесся к этому сообщению с недоверием. Мак-Кой не высказался ни за, ни против, хотя заметил, что в Паумоту нет причин, почему не быть восточному течению. Несколько минут спустя налетевший шквал выхватил «Пиренеи» из-под ветра, в она с опустившимися парусами тяжело покачивалась в промежутке волн.
— Где лот? Давайте его сюда, ей вы там! — Капитан Давенпорт держал бечевку лота и наблюдал, как ее относит в сторону, к северо-востоку. — Вот, полюбуйтесь на это! Подержите ее сами.
Мак-Кой и штурман попробовали и почувствовали, как дребезжала и дрожала бечевка, захваченная течением.
— Течение со скоростью четырех узлов, — сказал мистер Кониг.
— Восточное течение вместо западного, — сказал капитан Давенпорт, негодующе сверкая глазами на Мак-Коя и как бы обвиняя его в этом.
— Это одна из причин, капитан, почему страховка в этих водах стоит восемнадцать процентов, — весело ответил Мак-Кой. — Вы никогда ни в чем не можете быть уверены. Течения постоянно меняются. Вас теперь снесло к наветру, и вам лучше было бы повернуть на несколько румбов.
— Но насколько же это течение снесло нас? — яростно спросил капитан. — Почем я могу знать, насколько мне поворачивать.
— Я не знаю, капитан, — сказал Мак-Кой очень мягко.
Ветер повернул, и «Пиренеи» с палубой, дымившейся и мерцавшей в ясном сером свете, стала под ветер. Потом она вернулась, поворачивая то на левый, то на правый галс, пересекая зигзагами свой след и вспенивая море по направлению к островам, которых вахтенные на мачтах не могли разглядеть.
Капитан был вне себя. Его бешенство приняло форму мрачного молчания, и он провел время после полудня, расхаживая взад и вперед по корме или стоя, прислонившись к мачте. При наступлении вечера, даже не посоветовавшись с Мак-Коем, он изменил курс и пошел к северо-западу. Мистер Кониг, тайно справившись с картой и компасом, и Мак-Кой, открыто и невинно заглянувший в нактоуз, — оба знали, что они идут на остров Хао. Около полуночи шквалы прекратились, и показались звезды. Капитан Давенпорт ободрился надеждой на ясный день.
— Я сделаю наблюдение утром, — сказал он Мак-Кою, — хотя на какой мы долготе — для меня загадка. Но я применю метод Сомнера и установлю это. Вы знакомы с этим методом?
И вслед за этим он подробно объяснил его Мак-Кою.
День оказался ясным; пассат дул неизменно с востока, и «Пиренеи» столь же неизменно шла по девяти узлов в час. Оба, капитан и штурман, вычислили положение по методу Сомнера и сошлись в цифрах; в полдень их вычисления снова совпали, и они проверили утренние наблюдения полуденными.
— Еще двадцать четыре часа, и мы будем там, — уверял капитан Давенпорт Мак-Коя. — Это чудо, что старухи-палубы так долго выдерживают, это не может долго продолжаться. Они не выдержат. Посмотрите, как они дымятся, с каждым днем все больше и больше. А ведь это сначала была крепкая палуба, заново проконопаченная в Фриско. Я был удивлен, когда огонь впервые показался, и мы его задраили. Поглядите-ка, что это?
Он оборвал свою речь, с отвисшей челюстью, глядя на спираль дыма, которая вилась и крутилась с подветренной стороны вокруг вань-мачты[2] на двадцать футов над палубой.
— Откуда же это сюда попало? — с негодованием спросил он.
Внизу не было дыма. Поднявшись с палубы, защищенной от ветра мачтой, дым по какой-то прихоти сгустился и стал виден только на этой высоте. Он, крутясь, отошел от мачты и на минуту навис над капитаном, как какое-то угрожающее предзнаменование. В следующую минуту ветер сдунул дым, и челюсть капитана водворилась на место.
— Как я говорил, когда мы в первый раз задраили, я был поражен. Это была плотная палуба, но она пропускает дым, как решето. И с тех пор мы все конопатим и конопатим. Там, внизу, должно-быть, громадное давление, чтобы выгонять столько дыму наружу.