— Не скажи, товарка. Женишок что надо. Лицом белый, брови шелковы, волосы орехом светятся. Сам статный да ладный, обнимет — сладко будет!
— Вот девки! Ну девки! — восхищается Иван. — Ну, братва! А я к вам за водой. Во-он девчонка. Слезы такие горькие, такие соленые. Изревелась.
Иван уносит воду, поит девчонку. Из-за суконной занавески следит за ними стюардесса Зоя. Девчонка вскоре успокоилась, задремала под гудение моторов и спальный полусвет.
Ивану не дремлется, вертит головой, тянет шею, ищет возможных собеседников, чтобы скоротать время. Все спят. Потом замечает призывные жесты стюардессы Зои. Она, откинув занавесь, машет и машет ему.
— Заходи, — Зоя пошире отодвигает занавесь. — Только потихоньку.
Товарка Зои, рыжая стюардесса, спит на откидном сиденьице, полуоткрыв рот.
— Что такое, Зоенька?
— Давай чаю попьем. А то скучно. Тебя как звать-то?
— Иваном. Да я вроде не хочу. Спасибо.
— Как не хочешь! Ты какой-то дерганый, нервный. От чая утихнешь. Что случилось, Ваня?
— Мало ли что. Всех чаем, что ли, поишь?
— Только тебя, Ваня. Ну, что у тебя случилось?
— Разбитое сердце — и никаких надежд.
— Ну, это мы сейчас поправим.
Зоя ставит перед Иваном столик-тележку, достает из шкафчика термос с чаем. Иван смотрит на ее спорые руки, на зарумянившееся лицо.
— Тебя, Зоенька, хлебом не корми, дай поугощать да поутешать.
— А что, заметно?
— Хорошей женой будешь.
— Как это ты догадался?
— А ты не замужем?
— Не берет никто. Ваня, дак ты скажи: что случилось-то?
— Отдыхал я тут. А у нее муж, ребенок.
— От ворот поворот дала?
— Уехала. Говорит, не сходи с ума.
— Хорошая женщина. Отдохнула — и никаких глупостей.
— Вот на тебя гляжу и понимаю: в самом деле, ничего такого не случилось.
— Конечно, Ваня. — Зоя наливает ему еще чаю. — Просто у тебя впечатления тяжелые были.
Иван ловит ее руку, прижимается лбом. Зоя косится на спящую товарку и запускает пальцы в Ивановы волосы. Товарка приоткрывает глаз и снова спит, только веки подрагивают.
— Хорошо мне стало. Зоенька, можно я тебя от чистого сердца поцелую?
— Так уж и от чистого?
Иван привстает, они целуются.
Товарка опять приоткрывает глаз.
— От чистого и от горячего, Зоенька.
Опять целуются.
— Прилетай ко мне в Кару, Зоенька.
— Зачем?
— Любить тебя буду, жалеть.
— Сразу уж и любить.
— Я человек решительный. Прилетай.
— Посмотрим на твое поведение.
Над дверью вспыхивает лампочка.
— Ой, командир зовет. Пока, Ваня.
Вскоре из динамика над головой слышится голос Зои:
«Уважаемые пассажиры, аэропорт прибытия закрыт по метеоусловиям. Через сорок минут приземлимся в аэропорту города Новосибирска. Личные веши не забудьте захватить с собой».
— Слышала? — обращается Иван к девчонке, сидящей рядом. — Вот когда реветь-то надо. А ты уж, наверно, все слезы истратила.
Рассветный аэропорт, холодный дождь и ветер. В залах не протолкнуться. Спят сидя, стоя, на подоконниках, под лестничными маршами.
У подъезда вокзала, под козырьком крыльца, Иван и Тамара. У нее влажно блестят глаза. Иван, взъерошенный — следы буфетной давки, протягивает пирожки в кульке.
— Пожуй, совсем хорошо будет.
Девчонка пальчиками берет пирожок.
Мимо пробегает Зоя. Видит Ивана, останавливается:
— Эй, жених, А ты в самом деле разворотливый. Наш пострел — как там дальше-то?
Иван как-то неуклюже разводит руками: мол, видишь, человеку помочь надо.
Зоя зло хохочет:
— Тоже, поди, паспорт показывал. А, жених?
Иван бросается к ней:
— Зоенька, она ревет и ревет.
— Держи, — Зоя протягивает ему платок. — Иди вытирай. Сами доведут, а потом жалеют.
— Ты сама говорила: жалеть надо.
— Я так не говорила.
— Зоя, ну, давай по-хорошему. Зоя? — Иван пытается чмокнуть ее в щеку.
Зоя уворачивается:
— Не лезь. Расцеловался тут.
— Прилетай в Кару, Зоя.
— Да, сейчас вот, разлетелась.
— Ты же обещала. — Иван обнимает ее за плечи. — Честное слово, ждать буду.
— Ненадежный ты, Ваня. Раз-два — и опять кому-нибудь слезы промакнешь.
— Да ты что! Только тебе. А ты же плакать не собираешься?
— Еще чего.
Иван целует Зою.
— Буду ждать, Зоенька.
— Ну тебя к черту, Ваня. — Теперь Зоя целует его и убегает. — Скоро на вылет!
Вертолет летит к Каре — маленькая стрекоза в зеленовато-прозрачном небе над зелеными, бесконечными просторами. Иван приник к иллюминатору, видит ясные, чистые поляны со стогами свежего сена, огороженного свеже-ошкуренными жердями. Тень вертолета вспугивает лося, и он идет внизу махом, сквозь осинники и сосняки, светло-рыжие ляжки его вскоре темнеют от пота. Вспыхивают солнечные зайцы на зеркалах озер и озерков, по берегам их, то там то сям лепятся маленькие избушки с дерновыми крышами — зимовьюхи.