Иван раскачивает его. Не удержав сладкого ужаса, Вовка звонко и тонко ойкает.
Иван с Вовкой идут в город. По пути у сарая Иван видит стопкой сложенные дощечки, говорит Вовке:
— Принесешь пилу, молоток, гвозди — кормушку для синиц соорудим.
— А лодку можешь?
— Кораблик, что ли?
— Да ну! Мать три штуки уже покупала — все унесло. Лодку. Чтоб сам я поплыл.
— Доски другие надо, смолу, инструмент хороший.
— Инструмента сколько хочешь.
— Так что, картошку будем копать или корабль строить?
— Огород. И корабль. И кормушку. — Вовка шмыгает носом и припрыгивает впереди Ивана, мешая идти, заглядывает ему в лицо.
Иван качает головой:
— Хороший ты, Вовка, мужик, но сопляк.
Вовка обмахивается рукавом.
Иван копает. Говорит Вовке:
— Ты пока собирай все щепки, хворостины. Костер запалим, картошку будем печь.
Вовка резво носится по огороду, собирает костер. Иван, между делом, из валяющихся досок и жердей собирает балаган.
Горит костер возле балагана. Вовка палкой выкатывает из огня картошины.
— Готовая… Спеклась… Вот бы здесь спать! А?
— Забоишься. — Иван стоит рядом, отдыхает, опершись на лопату.
— А чего мне бояться? Ружье принесу. Фонарик есть. Чуть чего — включу.
— Включишь, а к тебе медведь лезет. — Распахнув руки, угрожающе зарычав, Иван пошел на Вовку.
Тот восхищенно укувыркивается в глубь балагана. Тут же выскакивает:
— Ваня, ты где раньше был? Нет бы зимой появиться — клюшку бы мне сделал.
— А у тебя что? Языка нет? Взял бы позвал. Я бы мигом!
Сидят, едят обугленную, хрусткую картошку — губы облепляет черная окалина.
Через жердевую изгородь перелезает Костя. Он в резиновых сапогах, в телогрейке, космы до плеч, в руке транзистор. Оглядывает огород, присвистывает.
— Хорошо пашете — тимуровцев не надо. А я вот прособирался. Вовка, привет, — подходит к балагану, протягивает Ивану руку: — Костя.
— Иван.
Вовка молчит. Костя и ему протягивает руку. Тот отводит свою за спину.
— Ты чего? Во дает племянничек! — Костя смущенно всхохатывает.
— Мать тебя ждала-ждала вчера. Лучше бы, говорит, не обещал, — Вовка вскакивает от костра и передразнивает Костю: — Ты, Тань к картошке и не прикасайся. Сказал, сделаю, значит, глухо. — Вовка пытается презрительно скривить губы. — Деверь называется.
Иван с Костей смеются. Костя говорит:
— Вовка, уймись и забудь. Угости лучше картошкой бедного своего дядю.
Вовка дует губы.
— Бери. Жалко, что ли.
Костя присаживается к костру, перекидывает в ладонях картошку. Иван спрашивает:
— Работаешь, учишься?
— В десятом. — Костя обжигается картошкой. — А я тебя видел. Ты у Таборова, да?
— Где видел?
— Мы, карские, приметливые. Это вы приезжие вроде с глазами, а все поверх людей пялитесь.
— Куда после школы собираешься?
— Забирают.
— Сразу, что ли?
— Может, и не сразу. Таборов вообще-то обещал с работой. А поступать не буду, не-е…
— Интереса нет?
— Не хочу.
— Куда вынесет, значит?
— Пусть все само созревает. А то куда-то все торопятся: время, мол, уходит. Никуда оно не уходит, все при мне.
— Про время-то от Таборова наслышался?
— И от него. Не торопите меня. Я шагом хочу, а не бегом.
Костя включает транзистор — ор и крик повисают над огородом. Иван морщится, Вовка, задумавшись, смотрит в костер. Костя торопливо проходит картофельный рядок. Так торопится, что черенок лопаты гнется.
Иван спрашивает:
— Ты куда это, как на пожар?
— На рыбалку с другом собрался. Ждет меня. Тут неподалеку такое улово есть!
— Завидую. Может, как-нибудь возьмешь? Пока я не осмотрелся?
— О чем речь.
Костя перелезает через изгородь — удаляются транзисторные ритмы.
Иван убирает под навес лопаты, таскает в сарай мешки с картошкой, потом встряхивает телогрейку, моет у бочки сапоги. Вовка помогает ему почиститься, бьет ладошками по спине, по полам ватника.
Прощаются.
— Ваня, Ваня, придешь? Приходи, кормушку для синиц сделаем. А? — Вовка как-то покинуто и одиноко топчется возле него. — Ваня, может, сыграем во что?
— Москву показать?
— Больно, Ваня… Ну так и быть, покажи.
— Шучу, Вовка. Пока. И мать слушайся. А то никаких кормушек. Приду. Приду, Вовка. Слово-олово. Или золото?
— Золото, Ваня.
— Значит, золото. Жди.
Татьяна и Таборов прогуливаются возле клуба — только, только встретились. Желтые тополя и костры рябины. За клубом высится в удалении знаменитая скала с лозунгом на груди: «Пьивет первопроходцам!»