После затяжного, пристального раздумья Таборов отвечает:
— С большим азартом жил.
— Как это?
— Нас часто инерция за руку хватает: то скучно, то неохота, то замрешь в каком-нибудь столбняке. А Сашка в каждую минуту страсть вкладывал. С каким-то азартом, вкусом, красотой вкладывал. Что гайку закрутить, что доску отстругать…
У палисадника Татьяниного дома останавливается вездеход. За рулем Иван. Сигналит. Выскакивает Вовка:
— Ваня, за мной?!
Иван кивает, он не выходит из кабины.
— Сейчас обуюсь. Видишь, — Вовка задирает ногу, показывая, что он в носках.
На крыльце появляется Татьяна, она в том же платье, что и на виденной Иваном фотографии.
— Таня, я все помню, но я давно Вовке обещал.
— Как это давно?
— Ну, когда ты еще не отправила меня ко всем чертям. — Иван выпрыгивает из кабины, подходит к палисаднику. — Я и не знал, что ты дома.
— Не обязательно знать, Ваня. Вовку не надо мучить. Привяжется — как потом отрывать? Может, надеешься через него и меня достать?
— Ни на что я не надеюсь. Вот приехал — не поворачивать же. Покатаю, и все.
Появляется Вовка в сапогах, с игрушечным автоматом на плече. От нетерпения Вовка спотыкается на крыльце, Татьяна еле успевает подхватить его. Он вырывается из ее рук:
— Ваня, на речку, да?
— Куда скажешь.
— Сначала по поселку, потом — на речку.
— Поехали.
Татьяна окликает Ивана, идущего к вездеходу:
— Ваня, можно и я с вами?
— Не бойся, на Вовке и царапинки не будет.
— Я не боюсь… Хорошо бы в Филатову пустынь попасть. Давно там не была… Слыхал про такую?
— Это где голоса живут?
— Да. Тут километров пять — не больше. Я покажу.
— Поехали.
— Напоследок, да, Ваня? Правильно я тебя поняла?
— Правильно, все правильно, правильнее не бывает!
Таежная дорога через ручьи, речушки, поваленные деревья. Вовка вертит головой, на одной из лесин замечает бурундука.
— Ваня, видишь кто?! — голос его так оглушительно звонок, что Татьяна морщится и трясет головой.
— Местный житель. Полосатый свистун.
— Бурундук это. А местный житель — это я.
— Значит, и ты бурундук.
— Выходит, и я полосатый свистун?
— Выходит.
— Ну уж, я и свистеть-то не умею.
Добираются до Филатовой пустыни, песчаного, чуть затравеневшего пространства — то ли дна бывшего озера, то ли берега бывшей реки, — неожиданно среди таежных хребтов и увалов. Филатова пустынь обладает странным акустическим свойством: люди, разделенные песчаным пространством, могут говорить почти шепотом и все же слышать друг друга.
Татьяна предлагает:
— Я пойду в тот конец. Вовка останется здесь, а Ваня — вон к тем кустам. И будем перекликаться. Только, чур, Вовка, не кричать.
Татьяна идет в одну сторону, Иван в другую, Вовка взбирается на гусеницу вездехода, чтобы лучше видеть.
Вовка первым пробует голос:
— Ваня, ты меня видишь?
— Вижу.
— А что я делаю?
— Вездеход ломаешь.
Вовка спрыгивает с гусеницы, прячется в траве.
— А сейчас что?
— На животе лежишь и ногами дрыгаешь.
Вовка снова шепчет.
— Мам, мам! Ты где?
— На бревнышке сижу.
— А вокруг что?
— Муравьи бегают, дом строят.
— А ты меня в этой пустыне нашла или какой? Помнишь, говорила?
— Помню.
— Мне надоело шептаться, я в кабину полез.
— Только ничего там не трогай.
— Вань, не трогать? — закричал неожиданно Вовка.
— Мать надо слушаться, Вовка.
— Ладно. — Вовка забирается в кабину.
Иван сидит на песке, потом ложится и шепотом спрашивает:
— Таня! Ты хорошо меня слышишь?
— Здесь всегда хорошо было слышно. — Татьяна на бревнышке, чуть наклонилась вперед, обняв себя за плечи, пристально смотрит на чешуйчатый белый песок.
— Таня! Может, ты передумаешь?
— О чем ты?
— Как же мне не ходить к вам?
— Не по пути тебе, Ваня. Неужели не понимаешь?
— Таня! Очень прошу: не руби так сразу.
Таня молчит, пристально смотрит перед собой.
— Таня, слышишь? По пути, не по пути — не в этом же дело! Таня?
Она молчит.
Иван, обеспокоившись, встает и видит Таню — словно на фотографии смеющуюся, милую… Лицо Тани мрачнеет…
Таня говорит сухо и холодно:
— Хватит, Ваня. Прогулялись, пора возвращаться. Не стучись, никто гнать не будет.
Сеня и Таборов возле общежития. Сеня волнуется, потеет.
— Что делать, Афанасий Кузьмич? Нина Федоровна приехала.