— Прекрати, я же сказала: между нами ничего нет.
— Знаю, он не в твоем вкусе, тем более что теперь где-то далеко тебя ждет прекрасный принц… Взяла бы отпуск да поехала его искать. Были б деньги, я бы с тобой с удовольствием съездила. Смеюсь, конечно, но как было бы классно двум девчонкам попутешествовать… В Турции тепло и мальчики, наверное, загорелые.
Алиса задремала. Кэрол, подняв лежавшее у кресла одеяло, укрыла ее.
— Спи, красавица, — прошептала она. — Я, конечно, ревнивая свинья, но ты моя лучшая подруга, ты мне как сестра. Завтра после дежурства заскочу тебя проведать. Ты скоро поправишься.
Кэрол надела пальто и на цыпочках удалилась. На площадке она увидела Долдри: тот шел в магазин. Спустились вместе. На улице Кэрол обратилась к нему:
— Она скоро поправится.
— Приятная новость.
— Очень любезно, что вы о ней позаботились.
— Пустяки, — ответил Долдри, — мы же соседи…
— До свидания, мистер Долдри.
— Секундочку, мисс. Это вас не касается, но вам стоит усвоить раз и навсегда, что она тоже не в моем вкусе. То есть абсолютно!
И Долдри удалился не попрощавшись.
4
Неделя тянулась бесконечно. Температура у Алисы спала, но работать она не могла, потому что почти не чувствовала даже запаха еды. Долдри больше не показывался. Алиса не раз стучалась к нему, но в квартире соседа царила тишина.
Кэрол навещала подругу после каждого дежурства, приносила продукты и газеты, которые потихоньку таскала из больничной комнаты для посетителей. Как-то раз она даже осталась на ночь — слишком устала, чтобы по зимнему холоду возвращаться к себе через три улицы.
Кэрол спала рядом с Алисой и среди ночи энергично растолкала ее, когда той снова привиделся без конца мучивший ее кошмар.
В субботу, когда Алиса с радостью уселась за работу, на лестничной клетке послышались шаги. Она отодвинула кресло и побежала к дверям. Долдри возвращался домой с чемоданом в руке.
— Добрый день, Алиса, — сказал он, не глядя на нее.
Он повернул ключ в замке и немного замешкался.
— Извините, что не зашел, мне нужно было уехать на несколько дней, — добавил Долдри, по-прежнему стоя к ней спиной.
— Ничего, не извиняйтесь, просто я беспокоилась, что вас не слышно.
— Я кое-куда ездил. Можно было вам записку оставить, но я этого не сделал.
— Почему вы все время от меня отворачиваетесь? — спросила Алиса.
Долдри медленно повернулся. Он был бледен, на щеках трехдневная щетина, глаза покраснели и слезились, под ними залегли тени.
— Что-то случилось? — с тревогой спросила Алиса.
— Со мной все в порядке, — ответил Долдри, — а вот моему отцу взбрело в голову не проснуться утром в понедельник. Три дня назад мы его похоронили.
— Заходите, я напою вас чаем, — пригласила его Алиса.
Долдри поставил чемодан и последовал за соседкой. Поморщившись, он рухнул в кресло. Алиса подвинула табурет и села напротив.
Долдри рассеянно смотрел на стеклянный потолок. Уважая его чувства, девушка молчала, и так прошел почти час. Потом Долдри вздохнул и встал.
— Спасибо, — сказал он, — это именно то, что мне было нужно. Теперь пойду к себе, приму душ — и спать.
— Прежде чем спать, приходите поужинать, я приготовлю омлет.
— Мне что-то есть не хочется.
— И все же поешьте, так надо, — сказала Алиса.
Немного погодя Долдри вернулся. На нем был свитер, фланелевые брюки, волосы все еще растрепаны, под глазами круги.
— Простите за мой вид, — сказал он, — кажется, забыл у родителей бритву, а другую искать уже поздно.
— А вам идет борода, — ответила Алиса, впуская его.
Они поужинали за сундуком, Алиса открыла бутылку джина. Долдри охотно выпил, но аппетита у него не было. Только из вежливости он заставил себя съесть немного омлета.
— Я дал себе слово, — сказал он, когда повисло молчание, — однажды поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Объяснить ему, что я живу так, как захотел сам. Я никогда не судил его, хотя и стоило, и надеялся, что он так же поступит со мной.
— Даже если он запрещал себе говорить это вслух, я уверена, он вами восхищался.
— Вы его не знали, — вздохнул Долдри.
— Что бы вы ни думали, вы его сын.
— Я сорок лет страдал оттого, что его нет рядом, и привык к этому. А теперь, когда он умер, почему-то стало еще больней.