– Сколько тебе лет? – спросила она.
– М-м-м… Шесть.
– Шесть лет! – удивленно воскликнула она, опустила голову, потом вдруг отодвинула мою косичку и стала рассматривать сзади мою шею, как будто что-то там искала.
– Нет, не то, – пробормотала она. – Ты не видела нашу Коричку?
– Коричку? – переспросила я, сбитая с толку.
В это время в воротах появилась мама сумасшедшей. Нахмурившись, она озабоченно сказала:
– Сючжэнь, хватит пугать ребенка!
А потом обратилась ко мне:
– Не слушай ее, она вздор несет! Ступай домой! А то мама небось беспокоится. Слышишь меня, а?
И замахала на меня руками, чтобы я шла домой.
Я подняла глаза на сумасшедшую. Теперь мне было известно, как ее зовут – Сючжэнь. Всё еще держа меня за руку, она легонько покачивала ее, не желая меня отпускать. Ее улыбка добавила мне смелости, и я ответила ее маме:
– Не пойду!
– Ах ты, южная дикарка! – рассмеялась женщина, легонько коснувшись моего лба. Похоже, это было ругательство – таким же пренебрежительным тоном папа часто говорил маме: «Эти чертовы северяне»!
– Ладно, можешь здесь поиграть, но когда за тобой придут, не говори, что это наша дочь тебя позвала.
– Конечно, не скажу!
Будет она мне тут указывать! Сама знаю, что можно говорить, а чего нельзя. Когда мама тайком раздобыла себе золотой браслет и спрятала его в своей шкатулке, я же не рассказала об этом папе!
– Пойдем!
Сючжэнь потянула меня во двор. Я думала, мы идем играть с дядями из университета, но она привела меня в сторожку, где жила вместе с родителями.
У них в доме было не так светло, как у нас. Окно малюсенькое, а под ним огромный кан, по центру которого стоял низенький столик. На нем я увидела принадлежности для рукоделия и коробку с иголками и нитками. Сючжэнь взяла со столика недошитую кофточку, приложила ко мне так и сяк и радостно сообщила своей маме, которая в этот момент входила в комнату:
– Матушка, глядите, я же говорила: как раз впору! Остался еще воротничок.
С этими словами она взяла шнурочек и замерила им мою шею. Пока Сючжэнь это делала, я могла видеть только картину на стене. На картине был изображен пухлый младенец с белоснежной кожей, абсолютно голенький, с большим драгоценным слитком в руках и верхом на громадной красной рыбине.
Сючжэнь повернулась ко мне, заметила, что я что-то рассматриваю, и, проследив за моим взглядом, поняла, что я смотрю на картину.
– Можешь залезть на кан и посмотреть поближе, – предложила она. – Гляди, какая наша Коричка упитанная. Ей было всего семь-восемь месяцев, а она уже на золотой рыбке каталась по дому, так ей было весело, что она даже поесть отказывалась, шалунья…
Сючжэнь говорила так увлеченно, что я слушала, разинув рот, но тут вошел сторож Лао-Ван:
– Ну, хватит, хватит! Как не стыдно! – нетерпеливо воскликнул он, зыркнув на дочь.
Но та, не обратив на отца ни малейшего внимания, подтолкнула меня к кану, чтобы я разулась и смогла рассмотреть картину поближе.
– Даже есть не ела, – продолжала Сючжэнь, – и не одевалась, как была голенькая, так и выбежала на улицу. Всё не терпелось ей найти своего папу. Говорила же ей сто раз, что он сам вернется, а она не слушала. Тогда я сказала: «Дождись хоть, когда я тебе одежки нашью, оденешься и пойдешь!» Маечку и кофточку дошила, а вот на жилетку осталось пуговки пришить. А на курточку осталось только ворот пришить. Ну вот что за спешка была! Ничего не понимаю, что же это такое… – говорила Сючжэнь и вдруг замолкла, понурила голову и, видимо, задумалась о том, чего не понимала.
Она сидела в оцепенении довольно долго. Я подумала: может, она со мной в дочки-матери поиграть решила? Ее мама ведь предупреждала, что она не всерьез говорит. Раз мы играем в дочки-матери, то у меня есть для этого игрушки: наручные часики, игрушечные счеты, колокольчик. Я могла бы их принести сюда, и мы поиграли бы вместе. Поэтому я сказала:
– Ну ничего, я подарю Коричке наручные часы, с ними она будет знать, когда пора возвращаться домой.
Тут я подумала, что мама, возможно, уже послала няню Сун меня искать, и добавила:
– Да и мне пора домой.
Услышав, что я ухожу, Сючжэнь очнулась и, спускаясь с кана следом за мной, сказала:
– Вот здорово, спасибо тебе! Увидишь Коричку, скажи, чтоб шла домой, а то холодно, да передай ей, чтоб не боялась, я не стану ее ругать.