Но однажды после особенно бурной ночи я вылез на подоконник подышать утренним воздухом, насыщенным парами ртути и висмута (в дверь я выйти не мог, потому что одна из пяти ног моей приятельницы загораживала проход). Неожиданно прямо передо мной материализовался в воздухе тщедушный гражданин неопределенного возраста, по виду явно житель Земли. Гражданин был, мягко говоря, не одет, и потому я не смог по покрою его костюма определить сразу, из какой эпохи он явился. Понятное дело, я мысленно вздрогнул, но заставил себя не пошевелить ни единым мускулом.
— Ну? — сказал я через минуту, поскольку призрак и не думал первым начинать знакомство. — Долго будем в молчанку играть?
— Иона Шекет, — сказал мужчина писклявым голосом, полностью соответствовашим его фигуре, — предсказываю тебе, что жизнь твоя в ближайшие дни будет…
Что я должен был сделать в сложившихся обстоятельствах? Понятно, что появление незванного пророка было провокацией экзаменационной комиссии. Судите сами. Если бы он предсказал мне провал на экзамене, я бы из кожи вон вылез, чтобы получить высший балл. Если бы он предсказал мне победу, я наверняка перестал бы занимать свой ум упражнениями (уж я-то знаю свою натуру! ), и тогда непременно провалил бы любой экзамен. В обоих случаях пророчество не могло бы сбыться. И экзаменаторы, ясное дело, хотели видеть, как я выпутаюсь из этой противоречивой ситуации.
Я сделал ровно то же, что делал всегда, когда мне докучали незваные гости: сказал «Сегодня меня нет дома», сполз с подоконника, закрыл обе рамы и позвонил портье.
— Господин хороший, — сказал я ему, — у вас там на уровне десятого этажа висит неопознанный летающий объект. Либо я собью господина Адольфа Гитлера ракетоиглой, либо вы его уберете сами, поскольку этот объект мешает мне заниматься любовью.
Призрак за окном покачал головой, сплюнул с досады и, естественно, исчез. К сведению каждого, кому доведется сталкнуться с НЛО в любой части Вселенной: эти объекты не терпят, когда их опознают и называют по имени. Тогда они исчезают хотя бы для того, чтобы сохранить собственное достоинство, ибо что может быть для неопознанного объекта хуже, чем процесс опознавания? А господина за окном я узнал с первого взгляда, поскольку его физиономия была изображена на первой странице моего учебника по ксенофобии — я изучал этот предмет, когда учился на курсах зман-патрульных.
Не успел я позавтракать (моя дама предложила мне лучшую свою филейную часть, и я не посмел отказаться, поскольку, как мне было известно, на Биинаме жители обожают есть друг друга, и отказ полакомиться нежным телом собеседника считается оскорблением), так вот, не успел я позавтракать, как пневмопочта выплюнула мне прямо в тарелку письмо из приемной комиссии Оккультного университета. Послание было кратким и сообщало, что я принят в число студентов с правом вызывать любого призрака в любое время суток, но без права заниматься астрологической и пророческой практикой, поскольку именно эти дисциплины будут мне преподаны на первом курсе.
Кстати, вы знаете, почему студентам дозволено вызывать призраков, но не дозволено строить гороскопы? Очень просто: призраки по натуре народ очень желчный, их кредо — на вопросы отвечать, но давать ответы столь многовариантные, что извлечь из них необходимую информацию может только тот, кто предварительно прослушал курсы астрологии и пророчества. Так что все нормально — призрака слушай, но сам не плошай.
Так началась моя учеба в Оккультном университете на планете Карбикорн. На первом курсе, как я уже сказал, мы изучали астрологию и пророчества. Преподавали нам лучшие учителя, являвшиеся на лекции из потустороннего измерения, а точнее говоря: из того самого мира, что смещен относительно нашего на один-единственный квант времени.
Курс астрологии вел господин Тихо де Браге — не сам он, конечно, ибо сам Тихо жил и умер в шестнадцатом веке. Мы имели дело с призраком, душой великого астролога, личностью желчной настолько, что даже собственное имя этот господин произносил с величайшим презрением. Много времени спустя я использовал свои старые знакомства в зман-патруле и отправился в 1597 год, чтобы поглядеть на первоисточник и сравнить живого еще Тихо с его запомнившейся мне астральной оболочкой. Ничего общего, кроме обрюзгшей фигуры! Великий Тихо принял меня в своей обсерватории, угостил датским пивом и рассказал историю своих астрологических изысканий, которые он при жизни держал в секрете, ибо не желал, чтобы коллеги-астрономы подняли его на смех. А призак этого милого человека не раз доводил меня до белого каления, заставляя строить натальные карты людей, никогда не существовавших в природе.
Что до курса пророчеств, то я рассчитывал на Нострадамуса — кто бы еще мог лучше преподать нам эту дисциплину? Нострадамус однако не пожелал унизиться до чтения лекций салагам вроде меня — мэтр работал только с дипломниками и аспирантами. А первокурсникам о создании пророчеств рассказывала некая Ванга, жившая в Болгарии в двадцатом веке. При жизни это была слепая женщина, прозревавшая будущее мысленным взором. А вот призрак Ванги оказался зорким как десяток Аргусов, и списывать на ее экзаменах было так же невозможно, как летать со сверхсветовой скоростью.
Ванга являлась в аудиторию точно в предсказанное время, зорким взглядом находила объект для отработки своей теории пророчеств и говорила зычным голосом, от звуков которого у студентов мелко дрожали все кости:
— Дорогой студент, представьте, что к вам пришла на прием женщина сорока семи лет, шаги тяжелые, дыхание несвежее, выговор деревенский, а тексты, ею произносимые, не отличаются стилистическими красотами. Что вы сделаете прежде всего?
— Сообщу ей ее прошлое, чтобы вызвать доверие, — бормотал студент.
— Правильно, — кивала Ванга. — Но откуда вам известно прошлое этой женщины, она же пришла к вам впервые?
— Структурный анализ текстов! — вопил студент, вспоминая вчерашнее занятие. — Достаточно послушать несколько предложений, и мысленный анализ позволяет однозначно сказать, что данный человек делал в прошлом, начиная с того времени, когда он научился говорить.