К счастью… К счастью?.. К счастью, это невозможно. Мои действия в жизни определены. Думать я могу разное, но действую всегда, не выходя из глубокой и жесткой колеи своей судьбы. Я не знаю, кто продавил её в ткани мироздания. Наверное, я сам. Но за какой из моих многочисленных грехов Господь наслал на меня такую кару, понятия не имею. Я знаю лишь, что никогда не бываю ребёнком: покачиваясь в тёплой и пряной среде материнского лона, я в какой-то момент сразу получаю знание обо всей своей жизни, от рождения до страшного конца. С тем и живу дальше, не в силах изменить ничего, проходя всеми её извилистыми тропинками, обречённо зная то, что открывается за следующим поворотом.
И так много, много раз. Такой вот, блин, ёкарный Сизиф, прости, Господи.
Так, на этом месте мне срочно нужен фильм, который ещё не то что не снят, а даже не задуман. Да и если бы он существовал, его бы не показал ни один кинотеатр страны, в которой я имею честь тянуть бесконечную лямку. Фильм, который впервые смотрю лет через двадцать в одном из полуподпольных видеосалонов.
Да и не сам фильм мне нужен, одна лишь фраза из него. Мне необходимо, чтобы кто-то произнёс её вне меня, чтобы я мог вслушаться, пытаясь понять и, может быть, найти выход. «На тёмный путь единожды вступив, навсегда свяжешь с ним судьбу свою», – говорит юному герою инопланетный сморчок, жонглирующий нездешними силами. Сама эта раздутая космическая эпопея мне безразлична – в конце концов, я всю жизнь дерусь за Империю против всяких «хороших парней», и с этими бы тоже дрался, и неизвестно, помогли бы им лазерные мечи. Но эта фраза звучит во мне от рождения и до смерти, восставая вместе с моим сознанием.
Когда же я вступил на тёмный путь и почему не могу сойти с него? Мне кажется, это самое важное в моей мультижизни, которая, на самом деле, лишь бесконечно клонируемая смерть. Если я найду этот момент, возможно, смогу изменить всё. До тех пор я бессилен, хотя пытаюсь множество раз. Например, я мог бы унять её отца. Пусть у меня пока детское тело, но память… память головореза диверсанта всегда при мне. Я знаю, куда бить, чем бить, и какой эффект это произведёт. Я могу пользоваться любым оружием, и знаю, как сделать оружием множество совершенно неподходящих для этого предметов. И ещё я обучен методике психологических манипуляций.
Всё это очень выручает меня и в школе, и в армии, и на тайных курсах конторы настолько секретной, что она даже не имеет названия, об её существовании осведомлены лишь члены Политбюро, а после распада Союза – Совета безопасности. Мы не занимаемся ни разведкой, ни контрразведкой, лишь наблюдаем и в нужных случаях реагируем, нанося упреждающий удар. Попросту говоря, физически ликвидируем опасную для государства фигуру.
На меня обращают внимание ещё в школе, и немудрено – прошлое-будущее постоянно проявляется во мне. Ребёнок-солдат – находка для конторы. Уже в старших классах я участвую в нескольких операциях, в основном, в качестве приманки. Далее мой путь определён: армия, институт – всё под чутким присмотром тайных дядей, а потом – обучение и работа на всю оставшуюся жизнь. Не мне оставшуюся, а стране.
И в связи с этим у меня возникает множество вопросов, ответить на которые абсолютно некому. Получается, что в мою колею впечатаны события, которые могли произойти только вследствие использования мною памяти о будущей жизни. А если оно так, то где моя жизнь первоначальная, не осквернённая с рождения взрослым опытом?..
Когда вступаю я на тёмный путь? Может быть, прямо здесь и сейчас, на этом подоконнике? Или когда завожу Нонну в старое бомбоубежище и, после невинных детских игр «покажи-ты-мне-а-я-покажу-тебе», настойчиво и умело делаю то, что ни в коем случае не должно происходить между девятилетним мальчиком и одиннадцатилетней девочкой? Или когда не убегаю из бабкиной деревни, чтобы встретиться с ней? Может быть, тогда бы её отец в припадке ярости не избил и не изнасиловал её?
Или когда проворачиваю в шестом классе сложную операцию по дискредитации с последующим увольнением ненавистного директора, зная, что пацан, которому я сообщил все детали разработки, разболтает их дома, а его отец работает на контору? Или когда ликвидирую лидера демократов, который способен был возглавить страну после краха коммунизма? Но я топлю его в мелкой речушке, имитируя несчастный случай. Через несколько месяцев власть берут военные, и раскручивается кровавый маховик гражданской войны, из которой страна выходит, сохранив территорию, но истощённой до предела.
Или всё это из-за того мерзавца в Куршевеле? Ведь выясняется, что сведения о нашей противоракетной обороне, которые он так и не передал противнику, могли бы предотвратить День Пи, ибо атака начинается исключительно от недооценки неприятелем наших возможностей. И тогда две трети мира не укутались бы в одеяло радиоактивного пепла.