А еще (следует признать) в уголке сознания шевелилось желание сохранить работу, если, конечно, удастся сделать это так, чтобы не пострадала гордость.
Хоуи обнаружил, что не может найти в себе былого энтузиазма, с которым раньше слонялся в каком-нибудь сквере, наблюдая, как переходят из рук в руки наркотики, и, сам закинувшись, глядя, как фланируют мимо хорошенькие женщины. Верно, пока его работа в «Просвещенном будущем» заключалась как раз в таком безделье, за одним-единственным исключением судьбоносной миссии в Гарлем. Но сидя за столом в офисе этой странной компании, он ощущал сопричастность чему-то большему, нежели он сам. Хотя он часто скучал, однако всегда подспудно надеялся на приключения, это-то и не давало ему все бросить.
А кроме того, платили там чертовски хорошо.
Хоуи достиг здания, где всего несколько недель назад видел примечательно размытое двойственное объявление. Тот день казался страницей из жизни кого-то другого, столько всего с тех пор произошло.
Собравшись с духом, Хоуи вошел внутрь и на лифте поднялся на второй этаж.
Он почти готов был увидеть, что офис закрыт, войти в помещение, где нет ни мебели, ни людей, и только свисающие с потолка коаксиальные провода да пятна кофе на ковре выдавали бы то, что некогда здесь была такая организация.
Но нет. Привлекательная секретарь, имени которой он так и не узнал, как ни в чем не бывало, сидела за своим столом в приемной. Когда Хоуи проходил мимо, она ему улыбнулась. А он теперь, когда воображаемый разговор начистоту был так близок, держался мрачно и даже не улыбнулся в ответ.
И в большом помещении было все по-прежнему. Каждый сидел за своим столом, вороша бумаги, негромко разговаривая по телефону или стуча по клавиатуре. Флуоресцентные лампы в потолке светили все так же безжалостно, даже как будто устрашающе, и не впускали с улицы солнечные блики, пытавшиеся заглянуть в три больших окна.
Херрингбона Хоуи увидел на его привычном месте. Присутствия Хоуи малый как будто не заметил, его лицо омывали электронные лучи.
Направляясь в кабинет Войновски, Хоуи увидел, что его собственный стол ничуть не изменился: все так же пуст, если не считать неровной горки кассет для плейера на одном углу.
У двери в святая святых Войновски Хоуи помедлил, потом постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
Войновски невозмутимо сидел за заваленным бумагами столом.
— Рад, что вы благополучно вернулись со своего первого задания. Мистер Херрингбон не мог со всей определенностью заверить меня в этом, поскольку в определенный момент потерял вас из виду. И, к сожалению, последовавшие затем события не позволили мне связаться с вами по домашнему адресу.
Столь многословная забота Войновски сбила Хоуи с толку.
— Меня все равно дома не было, — угрюмо ответил он.
Войновски поднял бровь: самая выразительная до сего момента мина.
— Не важно, — сказал он. — Сейчас вы здесь и, без сомнения, жаждете снова приступить к работе. Но для начала я должен похвалить то, как вы осуществили доставку преподобному Неувядаемому. Я получил полный отчет от мистера Херрингбона, которого, должен признаться, послал с вами, чтобы оценить ваши способности. Вы проявили себя как человек исполнительный и усердный, хотя ваше предложение подождать ответа было, возможно, излишне ревностно. Но в целом в вашем поведении я не могу найти никаких изъянов. С радостью проверю ваши способности в будущих заданиях.
— Послушайте, мистер Войновски, прежде чем мы обсудим «будущие задания» и тому подобное, — Хоуи попытался перевести разговор в то русло, в котором он его себе воображал, — мне нужны кое-какие ответы. Например, какое вам удовольствие в том, чтобы посылать меня рисковать жизнью? И вообще чем занимается ваша подозрительная фирма? Это прикрытие для «Ку-клукс-клана» или еще что? Вы что, пытаетесь развязать расовую войну? Может, вы американский нацист? В этом все дело?
На лице Войновски отразился (настолько, насколько на нем вообще хоть что-то могло отражаться) испуг.
— Будет вам, мистер Пайпер. Прошу вас, давайте обойдемся без наивности или лицемерия. Если позволите, процитирую одну из популярных песен, которыми вы так увлекаетесь: «Довольно лживых слов, час уж поздний».
Тут Войновски помедлил, будто ждал аплодисментов за особо хлесткую остроту.