— Знаешь, Валерик, я решила — надо тебе к отцу съездить.
Я лежу, читаю, жую — ничего но слышу.
— Ты слышишь меня? — спрашивает.
— Чего? — говорю я и продолжаю читать.
— К отцу тебе надо съездить.
— К какому? — спрашиваю.
— К настоящему, — говорит, а голос дрожит, сейчас заплачет, — к Николаю Петровичу Светланову… Он давно хотел с тобой встретиться, я не соглашалась. А теперь решила — надо. Ты хочешь поехать?
— Не знаю, — говорю.
— Ты же хотел? Сам меня сколько раз Спрашивал.
— Раньше хотел, а теперь не хочу!
— Почему?
— Потому говорю. Протянул руку, включил Боба, он как зарычит, сразу заполнил всю комнату. Она зажала уши ладонями.
— Ты что, разговаривать со мной не хочешь?
Я пожал плечами, читаю, жую.
— Я тебя спрашиваю, ты хочешь встретиться со своим отцом? — кричит она, но Боба ей не перекричать.
— А ты уверена, что именно он — мой отец? — спрашиваю я тихо. Но она услышала. Ударила кулаком по клавишам, Боб взвизгнул, завертелась бешено кассета, пленка порвалась…
— Не ломай магнитофон, — говорю, — он не твой, его мне отец подарил!
Она закрыла лицо руками, как зарыдает, — я уж не рад был, будто умер кто. Стонет, раскачивается, сотрясается вся. Я не выдержал, принес ей воды в стакане.
— На, — говорю, — выпей.
Она стакан взяла двумя руками, к губам поднесла, а напиться не может, зубы об стекло стучат.
— Ну, хватит, — говорю, — успокойся.
— Т-т-ты по-по-едешь?
— Поеду, если тебе так хочется. Не пойму только, чего это тебе вдруг понадобилось.
— По-пой-мешь к-ко-гда-нибудь…
Вот так мы и договорились.
И вот я стою на краю дороги, машина только что ушла, справа от меня ворота, слева — они. Таня и Николай Петрович, он взял мой чемодан и ждет. А я стою и думаю: зачем я сюда приехал в чужой город, к этим людям?
Кто-то трогает меня за рукав. А, это она, Таня.
— Пой-дем, Валерий! — говорит она еле слышно, нараспев, а в глазах — страдание, ну прямо Травиата, арию сейчас запоет и в обморок… Это она, значит, за меня переживает, какой я, видите ли, несчастный, без отца живу, полукруглым сиротой. Ей и невдомек, что у меня в отцах недостатка не было. А главное, никто никогда надо мной не командовал, никто меня не поучал, а, наоборот каждый мне старался угодить. А ее, видать, дрессируют с утра до вечера, вишь, какая паинька, целый день небось долдонят — это хорошо, Танечка, а это — бяка, нельзя! Ну, ничего, я ее растормошу, вообще-то она, видать, ничего, только уж больно дрессированная.
— Пойдем, Валерий! — и тянет меня за рукав. Ну, что ж, пойдем, раз уж тебе так хочется.
Пошли мы через проходную Там старичок в синих штанах сидит,? и кобура пустая на боку. Умора!
Здравствуйте, Николай Петрович, — говорит, — встретили сыночка?
Встретил, Иван Мартирьевич, встретил. Вон какой взрослый.
Ну и хорошо, — говорит старик, — ну и ладно. Отдохнет у нас, поправится… А то бледненький больно, занимался, видать, много. Пущай поживет подольше. — г. Это уж как ему понравится, — говорит Николай Петрович, а сам не глядит на меня, вперед проходит. Я за ним иду, а следом за нами Таня.