Баррич ушел на следующее утро. Когда я проснулся, он уже встал и оделся и двигался по хижине, складывая свои вещи. Это не заняло у него много времени. Он забрал свою одежду и инструменты, но оставил мне львиную долю нашей провизии. Прошлой ночью мы не пили, но утром разговаривали так тихо и двигались так осторожно, как будто мучились тяжелым похмельем. Мы медлили с ответами друг другу, пока мне не показалось, что лучше бы нам не разговаривать вовсе. Мне хотелось бормотать извинения, умолять его остаться - словом, делать все что угодно, чтобы избежать такого конца нашей дружбы. В то же время я хотел, чтобы он ушел, чтобы все это кончилось и наступило завтра - рассветет новый день, и я буду один. Я держался за свое решение, как хватаются за острый клинок ножа. Подозреваю, что он чувствовал нечто в этом роде, потому что иногда останавливался и смотрел на меня, как бы собираясь заговорить. Тогда наши глаза встречались, и мы смотрели друг на друга, пока один из нас не отводил взгляд в сторону. Многого мы не успели высказать.
В ужасающе короткое время он был готов к выходу. Он взвалил на плечи свою сумку, взял посох. Я стоял и смотрел на него, думая, как странно он выглядит: Баррич-всадник пешком. Солнце раннего лета, лившееся в открытую дверь, высвечивало человека, лучшие годы которого уже миновали. Белая прядь волос на месте шрама предвещала седину, которая уже начала проступать в его бороде. Он был силен и крепок, но его юность, без сомнения, уже давно прошла. Дни своего расцвета он провел, ухаживая за мной.
- Хорошо, - сказал он грубо. - Прощай, Фитц. И удачи тебе.
- И тебе удачи, Баррич. - Я быстро пересек комнату и обнял его, пока он не успел отступить.
Он тоже обнял меня, быстро сжал, так что чуть не сломал мне ребра, а потом отвел волосы с моего лба.
- Пойди причешись. Ты похож на дикаря. - Он выдавил из себя улыбку, потом отвернулся и пошел прочь. Я стоял и смотрел, как он уходит, думая, что он не оглянется, но у дальнего пастбища Баррич обернулся и помахал рукой. Я помахал в ответ. Потом он исчез в тени деревьев. Некоторое время я сидел на ступеньке, вспоминая о том времени, когда в первый раз встретился с ним. Если я буду придерживаться своего плана, могут пройти годы, прежде чем я увижу его снова. Если вообще увижу. С тех пор как мне исполнилось шесть лет, он всегда многое определял в моей жизни. Я всегда мог рассчитывать на его силу, даже когда не хотел помощи.
Теперь он ушел. Как Чейд, как Молли, как Верити, как Пейшенс. Я думал обо всем, что сказал ему предыдущей ночью, и содрогался от стыда. Это было необходимо, говорил я себе. Но слишком многое вырвалось из древних обид, которые долго копились в моей душе. Я не собирался вспоминать их, просто хотел выгнать его, а получилось, что причинил ему боль. Как и Молли, отныне он будет носить в себе сомнения, которые я заронил в его сердце. И, ранив гордость Баррича, я уничтожил остатки уважения, которое все еще испытывал ко мне Чейд. Полагаю, в глубине души я надеялся, что в один прекрасный день смогу вернуться к ним и мы снова сможем делить наши жизни. Теперь я знал, что этого не будет.
- Кончено, - сказал я себе тихо. - Та жизнь кончена. Отпусти ее.
Теперь я был свободен от них обоих, свободен от их ограничений, их представлений о чести и долге, их ожиданий. Мне никогда больше не придется смотреть им в глаза и отчитываться за свои поступки. Я волен сделать то, для чего у меня еще сохранилось мужество, то единственное, что может помочь мне оставить позади мою старую жизнь.
Я убью Регала.
Это казалось мне только честным. Он убил меня первым. Меня мучил призрак данного королю Шрюду обещания, что я никогда не нанесу вреда ни одному члену его семьи. Он неотступно преследовал меня. Я успокаивал себя тем, что Регал убил человека, который дал это обещание, так же как и того, кому оно было дано. Тот Фитц не существует больше. Я никогда больше не предстану перед старым королем Шрюдом, чтобы доложить ему о результатах своей миссии, не буду стоять на коленях рядом с ним как человек короля, чтобы одалживать силу Верити. Леди Пейшенс никогда не будет нагружать меня дюжиной бессмысленных поручений, которые для нее имели чрезвычайную важность. Я для нее умер, как и для Молли. Слезы жгли мне глаза, пока я размышлял о своей боли. Молли ушла еще до того, как Регал убил меня, но, как я считал, за эту потерю тоже должен был ответить он. У меня не осталось ничего, кроме той крохи жизни, которую Баррич и Чейд сохранили для меня, и я буду мстить. Регал умрет на моих глазах и будет знать, что это я убил его. Это не будет тихим убийством - никакого незаметного яда. Я сам приведу Смерть к Регалу. Я ударю его, как стрела, как нож, летящий прямо в цель, не обремененный страхами за тех, кто окружает меня. А если я потерплю поражение, что ж... Я уже мертв во всем, что имеет для меня значение. Никому не станет больно от моей попытки. Если я умру, убив Регала, это будет того стоить. Я буду защищать свою жизнь только до тех пор, пока не получу жизнь Регала. То, что случится потом, не будет иметь никакого значения.
Ночной Волк пошевелился, обеспокоенный чем-то в моих мыслях.
Ты когда-нибудь думал о том, что будет со мной, если ты умрешь? спросил Ночной Волк.
Я крепко зажмурился. Я предвидел такой вопрос.
А что будет с нами, если я буду жить как добыча?
Ночной Волк понял.
Мы охотники. Ни один из нас не рожден быть добычей.
Я не могу быть охотником, когда все время боюсь, что стану добычей. Поэтому я должен охотиться за ним и не дать ему охотиться за мной.