левать застенчивость. — Мне бы такую хозяйку.
— Таких хозяек, как я, у князей не бывает, — многозначительным тоном от-
ветила Сана.
— Почему?
— Таких как я, князья просто крадут, а потом, потешив сердце, продают та-
тарам на берегу Псыжа.
— Никогда не думал, вот ну никак не думал, чтоб такие слова, такие жесто-
кие слова...
Сана, кажется, поняла, что всерьез обидела парня:
— Я ведь не о тебе сказала такие слова...
— Но я не хочу равняться с теми, про кого можно так говорить. Или хотя бы
думать.
— Тебя другие приравняют. — Сана опустила зайчонка на землю, и тот, не-
торопливо вскидывая задом, направился в сторону леса.
— Ты его отпускаешь? — спросил Кубати.
— Да. Скоро он, как и ты, станет взрослым. И свободным. Но совсем не как
ты, а по-настоящему.
— А разве я не могу быть по-настоящему свободным? — Кубати отлично по-
нимал, какую несвободу имеет в виду Сана, но ему хотелось с ней спорить, гово-
рить, убеждать в чем-то...
— Никто не может. А юноши, имеющие таких отцов, как у тебя, тем паче.
Кубати долго молчал, растирая в пальцах пахучие листочки сливы.
— Какому отцу может мир показаться тесным из-за такой девушки... — еле
слышно прошептал Кубати. Про себя он с тревогой подумал о том, что эта девуш-
ка ему роднее и дороже, чем собственный отец.
— Сказать можно что хочешь...
— Нет, нельзя. Я вот, если бы мог — и если б ты захотела выслушать, — ска-
зал бы столько хороших и высоких слов, сколько звезд сияет на Пути Всадника
(Млечный Путь).
Сана слегка зарделась, но вот ресницы ее глаз вздрогнули, и сегодня впер-
вые девушка посмотрела на Кубати, встретившись с ним на какой-то почти неуло-
вимый миг взглядами. И как же много увидел радостно потрясенный юноша в
этих чудных глазах — живых и ясных, готовых вместить в себя любой величины
доброту, любой огромности преданность, любой глубины чувство! Сам он теперь
ничего не мог, да и не хотел говорить. Сейчас можно было бы только петь, если б...
можно было... А так приходилось стоять, захлебнувшись волной внезапного сча-
стья, и не знать, что делать дальше.
Выход из затруднительного положения нашла, конечно, Сана. Она сделала
это легко, непринужденно, нисколько не задумываясь, как до нее делали все де-
вушки земли: просто взяла да убежала.
* * *
А Тузарову так и не удалось встретиться с Нальжан наедине. Во-первых, она
как хозяйка была в этот день занята сверх всякой меры, во-вторых, слишком уж
много людей толклось во дворе, а, в-третьих, рядом с Канболетом все время нахо-
дился Джабаги. Казанокову Канболет очень нравился. Нравился не в пример не-
которым князьям, которые, несмотря на скромное, совсем не знатное происхож-
дение Казанокова, искали с ним дружбы. Цену такой дружбе Джабаги знал преот-
лично. Каждому высокородному хотелось бы при случае намекнуть себе подоб-
ным, что вот, мол, этот мудрец из Казанокея долго с ним, князем, беседовал и по-
черпнул у него, князя, кое-какие мысли.
В Канболете Джабаги видел человека совсем другого, чем-то он был похож
и на Емуза, и на Кургоко Хатажукова, но больше на спокойных, рассудительных,
немало видевших в жизни простых кабардинских крестьян. На тех крестьян, кото-
рые хорошо знают свое дело, умеют и любят работать и не любят тратить лишних
слов. С Тузаровым было приятно беседовать, этому человеку хотелось поверять
самое сокровенное. Канболет больше любил слушать, на обращенные к нему во-
просы старался отвечать покороче, но не в ущерб ясности. Изредка Канболет
спрашивал сам — и Джабаги едва сдерживал сияющую улыбку: вопрос всегда бы-
вал труден и интересен, речь обычно шла о сложных людских взаимоотношениях,
о прошлом народа, о возможных путях в будущем. Такие вопросы наводили на не-
ожиданно светлые мысли.
— Вот ты заговорил, брат мой Канболет, о несовершенствах нашего мира
подлунного. Сомневаешься в том, что мир можно исправить, сделать справедли-
вее и человечнее. А я не сомневаюсь... Мир переделать можно. Однако сегодняш-
нему поколению людей это не под силу. Если говорить не об одной семье, не об
одном селении и даже не об одном народе, то люди, которые живут сегодня на
земле, могут лишь слегка, на какую-то крохотную малость улучшить свой мир, а
наградой им будет вера в благодарную память потомков. И это прекрасно! Но если
бы все так думали! Если бы каждый понимал, что и в малом и в большом надо
творить для грядущего! Тогда и жизнь сразу бы стала и справедливее, и человеч-
нее.
Они прогуливались по берегу реки, затем направились в сад. Проходя через
двор, встретили Нальжан. Она улыбнулась обоим, но от лица Канболета отвела
взор чуточку быстрее, чем это делают просто близкие, дружелюбно настроенные
люди. Канболет спросил Джабаги:
— А разве наше настоящее, пусть и несовершенное, не стоит того, чтобы и
ради него потрудиться тоже? — В его глазах, до сих пор выражавших глубокий со-
средоточенный интерес к беседе, теперь появилось загадочно-мечтательное вы-
ражение.
— Да я и не говорил, что не стоит, — озадаченно пробормотал Казаноков. —
Конечно же стоит! — с веселой решимостью добавил он, когда выбежавшая из са-
да разгоряченная дочка Емуза едва не столкнулась с молодыми мужчинами и,
смущенно вскрикнув, помчалась дальше.
* * *
Вокруг усадьбы Хатажукова народ собирался задолго до приезда виновни-
ков торжества. Множество людей шло и ехало из соседних, а то и отдаленных се-
лений.
Вся Кабарда уже знала, что нашелся сын пши Кургоко, и такой джигит —
прямо нартам под стать.
Двор Хатажукова стоял на пологой покатости взгорья, восходящего где-то
там, подальше, к более крутым склонам лесистого Черного хребта. Пять-шесть
жилых домов (один из них довольно большой), построенных, вернее, сплетенных
и слепленных на обычный кабардинский лад, конюшня, закрома для хранения
зерна, широкие навесы, загон для овец — выглядит все это хотя и внушительно,
но, в общем, неказисто и беспорядочно.
В почтительном отдалении от усадьбы, на обрывистом берегу тихой речки
— несколько десятков крестьянских халуп, чуть выше по течению — дома уорков,
похожие по своим достоинствам (тоже весьма скромным) на княжеское жилье.
Между кургоковским двором и селением — широкое и ровное пространство
свободной земли. В обычное время — это выгон для скота, а по торжественным
случаям — место для веселых и мужественных игрищ.
Погода была пасмурная, накрапывал мелкий дождичек, но людей, толпив-
шихся возле усадьбы, это не беспокоило. Они пришли бы сюда и в ливень с гра-
дом. На обширном кургоковском дворе разгорались костры, отблески пламени
играли на медных боках огромных котлов. Один из котлов особенно поражал
своими размерами: высокому мужчине пришлось бы встать на цыпочки, чтобы
заглянуть через край этой глупой посудины.
— Не в развалинах ли Алигха-я-уна (развалины древнего строения, где жи-
ли, по преданию, Алиговы – потомки греческой (эллинской) знати) выкопал наш
князь этот котел? — спросил кто-то из мужчин.
— Не-ет, — протянул худенький старичок в ветхой одежонке. – У Алиговых
был котел, вмещавший одновременно сорок быков. А в этом только два поместят-
ся.
— Ну нам и этого на все коаже хватило бы, — сказал здоровенный парень с
бычьей шеей.
— Хватило бы, — согласился старичок, — если бы ты, Шот, работал за сто-
лом вполсилы.