самых лучших), тщательнейшим образом отмеривать заряды — они должны быть
одинаковыми с точностью до крупицы — и наконец главное — вес и форма пули:
менять их нельзя ни в коем случае. Кубати аккуратно соблюдал все эти условия.
Никто не верил, что из ружья возможна столь точная стрельба. Тяжелые
неуклюжие русские фузеи, европейские мушкеты, кабардинские или турецкие
кремневки того времени бой имели весьма приблизительный. Хорошо, если уда-
валось поразить врага или зверя лесного с полусотни шагов, а тут... Словом, пока
этот молодой Хатажуков целился, стоя на земле и положив дуло ружья на сошки,
толпа затихла, будто дышать перестала. Но вот грянул выстрел, и от невероятно
маленькой беленькой мишени, на которую были устремлены взоры всех собрав-
шихся, полетели желтые брызги, и толпа дружно, как по команде, вздохнула. Лю-
ди молча переглядывались и озадаченно крутили головами: они с трудом верили
своим глазам.
Прогремело еще несколько выстрелов, но даже в тыквы сумели попасть
только два уорка средних лет — Арзамас Акартов и Султан-Али Абашев. (Кстати,
это были будущие кабардинские послы в Петербурге.)
Когда начались скачки, никто уже не сомневался в победе Кубати. Правда,
верзила Шот пытался зажечь боевым азартом друга своего Тутука:
— А может, мы не уступим именитым, э? Ты у нас легонький, тебя твой же-
ребец, как пушинку...
— Не-е-ет, мой мальчик, — грустно отвечал Тутук. — Я поскачу, конечно.
Хочу на ходу присмотреться к этому красавцу, что с луны к нам свалился... Побе-
дить его сейчас нельз. У нашего брата и кони не те, и времени, чтоб самим упраж-
няться да коней обучать, к сожалению, у нас нет…
Надо было доскакать до высокого раскидистого дуба, что виднелся на отда-
ленной поляне, срубить с него ветку и вернуться обратно. Победа присуждалась
тому, КТО первым вручит привезенную ветку старшему на игрищах, которым счи-
тается сегодня сидящий рядом с Кургоко белобородый тлекотлеш Инал Выков.
(Сам Кургоко от такой чести отказался: ведь не судить же достижения собственно-
го сына.)
Прозвучал выстрел из пистолета — и всадники (теперь уже их было не ме-
нее четырех десятков), рванув с места в галоп, понеслись по выгону. Каждый ста-
рался занять место на узкой дорожке, которая поведет их над обрывистым бере-
гом реки с одной стороны и довольно крутоватым пастбищным склоном — с дру-
гой. Там нелегко будет обогнать ушедших вперед. Первым вырвался из беспоря-
дочной массы всадников Тутук, причем сразу же на четыре-пять лошадиных кор-
пусов. За ним скакал Кубати. Позади — возбужденные, злые, но еще на что-то на-
деющиеся пши и уорки, уже заляпанные грязью, летящей из-под копыт. Их на-
рядная богатая одежда теперь стала мокрой и бесцветной — все тот же моросящий
дождик не прекращался, а наоборот — усилился...
Еще никто не знал, чем кончится этот день. И никто не знал, что знамени-
того панциря в это время уже не было в хатажуковском доме, бесценная реликвия
исчезла — уже в который раз! — снова...
Слово созерцателя
Мая месяца 16-го дня в лето от P. X. 1703-е на реке Неве, на Весе-
лом острове была крепость заложена и именована Санкт-Петербургом.
Быстро, как грибы после теплого дождичка, росли бревенчатые стены
с шестью бастионами, домик царя Петра, причал для судов, казармы.
Рождалась новая столица совсем еще молодого и по-молодому не-
уклюжего и жесткого государства Российского. Рождалась одна из ред-
чайших в мире столиц, которую не было суждено захватить ни одному
иноземному завоевателю хотя бы на один день.
Высоченный и худющий тридцатиоднолетний государь стреми-
тельно носился по острову, выкрикивал хриплым голосом команды,
хохотал, свирепел, бешено сверкая выпуклыми глазами, хватался то за
кузнечный молот, то за топор, а то и молча вышагивал взад-вперед по
берегу возле закладываемой судоверфи и думал, вспоминал или меч-
тал о чем-то.
Крепнущее могущество России немалых трудов стоило и еще сто-
ить будет. Трудов праведных, а порою неправедных, но равно тяжких и
великих.
...Первое славное деяние молодого царя — Азовский поход 1696
года и — «приидох, видех, победих!» — взятие крепости: наконец-то
есть выход к южным морям... Три года спустя, ходил уже до самой Кер-
чи на первых десяти построенных в Воронеже судах. На одном из них
плыло в Стамбул русское посольство во главе с Украинцевым. Петр
вернулся в Азов, а затем в Москву. Появление нежданного русского
флота в Босфоре Кимерийском потрясло турок. Год спустя был заклю-
чен между Россией и Блистательной Портой Константинопольский
«мир на 30 лет».
В ближайшее десятилетие предстояли успехи еще более триум-
фальные: взятие Нарвы и Дерпта, сокрушительный разгром шведов
под Полтавой, овладение Ригой, Ревелем, Выборгом, блестящая победа
русского флота у Гангута.
Продолжали укрепляться устои и увеличиваться мощь государст-
ва и все больнее и безжалостнее давили ЭТИ устои и эта мощь на беско-
нечно выносливые плечи русского крестьянина — смерда и малочис-
ленного пока горожанина, чьи руки держали когда надо орало, когда
надо — меч, они же и ковали орала и мечи, они же возводили крепости,
они же их и разрушали, они кормили государство и прибавляли ему
могущества, того могущества, под тяжестью которого рвали себе жилы.
В 1705-1706 годах вспыхнуло восстание стрельцов и солдат в Аст-
рахани, охватившее нижнее течение Волги и берег Каспия от Гурьева
до Терского городка. Едва был ПОГАШЕН ЭТОТ пожар, как разгорелся но-
вый, еще более страшный: восстали крестьяне и казаки под предводи-
тельством Кондратия Булавина и атамана Никиты Голого, разгулялись
от Запорожья до Волги, включая Царицын и Саратов, потрясли Воро-
неж, Тамбов, Пензу. Жестоко расправилось государство с бунтарями,
тысячам пришлось положить головушки буйные на плаху, под топор
палачей.
Да, немало забот великих и трудов тяжких приносил белому царю
каждый божий день. Трудов праведных, а порой и неправедных... Но
всюду требовалась его твердая и решительная рука. И повсюду она по-
спевала.
Не доходила лишь (до поры, до времени) до бедных северо-
кавказских «родственников», ожидавших помощи и покровительства.
Где-то в эти годы уже шлепнулось на землю ньютоново яблоко, и
гениальный англичанин открыл закон всемирного тяготения. Людям
от его открытия пока что не было ни холодно, ни жарко. Они совсем
другой закон ощутимо чувствовали на своей шкуре: закон всемирного