Мой первый большой прорыв произошел, когда мы с Биллом обедали в особняке. Я шутил, и он спросил, откуда взялось мое стремление постоянно развлекать окружающих. Невероятно, как быстро он меня раскусил. Я сказал, что не знаю, но всегда чувствовал потребность быть умным или смешным. Он взял салфетку со стола и нарисовал на ней маленький кружок. Внутри него он написал слово «я» и объяснил, что все рождаются «я». Он сказал, что так родился и я – абсолютно здоровым и счастливым маленьким «я». А потом, по его словам, какое-то событие в моей жизни все изменило.
Он обвел маленький круг кругом побольше. Во втором круге он написал слово «стыд». Билл сказал, что в какой-то момент я осознал, что со мной, возможно, что-то не так. Может, я не соответствовал стандартам своих родителей, или же дети в школе смеялись надо мной, но я пришел к выводу, что я хуже других. Стыд, сказал он, заставил меня спрятаться.
– В этом и заключается проблема, – сказал Билл. – Ведь чем больше мы прячемся от других, тем сложнее им нас понять. А для построения отношений нам необходимо взаимопонимание.
Затем он нарисовал еще один круг вокруг второго и сказал, что этот внешний круг был ложным «я», которое мы создаем, чтобы скрыть свой стыд. Он сказал, что именно в этом кругу мы создаем то, что воспринимаем как собственную личность, своеобразного «персонажа», которого мы привыкаем играть в театре жизни. Билл сказал, что некоторые из нас считают себя значимыми, только если они привлекательны, сильны или в чем-то талантливы. У каждого из нас припрятан свой козырь, который, по нашему мнению, делает нас достойными любви.
Билл даже не успел спросить – слово «юмор» само вырвалось из меня. Он вернулся к салфетке и написал это слово во внешнем круге. Не поворачиваясь ко мне, он продолжил водить ручкой над пустующим пространством во внешнем кольце. Я сказал слово «интеллект», и он записал его туда же.
Я добавил еще несколько слов, и мы остановились. Билл развернул салфетку ко мне, и я почувствовал, будто смотрюсь в зеркало. Я был «собой», покрытым стыдом и скрывающимся за юмором и своей игрой. Конечно, все относительно: нет ничего плохого в том, чтобы быть умным или смешным, и я не думаю, что неправильно получать признание за свой талант. Но Билл говорил о чем-то глубоко затаившемся во мне, что нашептывало эти опасные слова: «Я важен, только если…»
Билл показал на центральный кружок со словом «я» и сказал:
– Этот парень – ваше внутреннее «я». Именно он отдает и получает любовь. Внешние кольца – просто спектакль.
Той ночью я ложился спать с мыслью: не была ли моя личность лишь защитной конструкцией, механизмом, который я использовал, чтобы завоевать уважение в этом мире? Другими словами, что если тот, кого я играл, не был настоящим мной?
В ту ночь мне не спалось. Я продолжал спрашивать себя, кем был настоящий «я», похороненный под этими кругами.
Мои соседи по комнате тоже плохо спали. Парень, который назвал себя лжецом, уже попал в одну из маленьких групп, на которые нас всех разделили. Он сказал, что скучал по своей бывшей жене и не мог поверить, что уничтожил все собственными руками.
Я спросил Каратэ, узнал ли он сегодня что-нибудь новое. Он немного помолчал. Наконец, он сказал, что не уверен во всех этих разговорах о чувствах и что он по своей природе боец. Он встал и пошел в ванную, но не закрыл дверь до конца, и свет падал на его кровать. Второй сосед слегка постучал по стене, чтобы привлечь мое внимание. Я оглянулся, и он указал на кровать Каратэ. Без шуток, прямо у его подушки лежал старый, затертый плюшевый мишка. Каратэ спал с плюшевым мишкой. Невероятно. Клянусь, я сразу полюбил этого парня. Иногда история, которую мы рассказываем миру, совсем не так очаровательна, как та, что мы проживаем внутри.
Глава четвертая
Почему некоторые животные хотят казаться больше, чем они есть на самом деле
На следующее утро Билл дал нам задание: вспомнить, когда в нашей жизни появился стыд. Он предупредил, что мы вряд ли вспомним точный момент, – ведь стыд мог сформироваться еще до того, как мы научились говорить. Но чем больше деталей мы восстановим в своей памяти, тем полноценней будет наше исцеление. Он сказал, что нам будет очень полезно сконцентрироваться на первых воспоминаниях о стыде и переписать всю историю с более доброй, взрослой точки зрения.