Герда уехала, свадьба прошла в особняке Брауна, на нее никто не был приглашен. Ведь лорд вел довольно закрытый образ жизни. Генрих уговорил девушку писать ему каждый день, но она не писала. Тогда он стал читать старые книги, в которых могло хоть что-то говориться о знатном роде Варлоу. Но книги молчали, словно рода Варлоу и не была никогда. Генрих не нашел ничего о родителях Брауна, даже не нашел точного возраста самого лорда. Зато он нашел Кеймана и Грувита Варлоу, которые жили в разное время и не были родственниками. Все это могло быть просто совпадением, если бы не один интересный факт. На Кеймане и Грувите весело точно такое же проклятие, как и на Брауне. Кейман жил около четырех столетий назад, у него было пятьдесят девять жен, и он пятьдесят девять раз становился вдовцом. Грувит же его переплюнул, он жил двести лет назад, и у него было семьдесят три жены, можно не говорить, сколько раз он проводил по ним проводы.
Генрих не нашел ничего, что как-то объединяло бы Кеймана, Грувита и Брауна, кроме их фамилии и странного проклятия. Возможно, кто-то бы решил, что это просто совпадение, что все эти три человека, никак не связаны, между собой. А даже если связаны, то, что это дает, кроме давнего родового проклятия? Поэтому Генрих решил копать дальше.
Он отправился в город, в котором находился особняк имени Варлоу. В этом городе, который расположился, в самом дальнем уголке королевства, Генрих увидел объявление, в котором говорилось, что в дом всем известного лорда требуются слуги. Не увидеть это объявление он не мог, так как такие же листовки были развешены по всему городу. Кое-где менялось окончание, вместо слуг в дом требовалась охрана, горничная или повара. Долго не думая Генрих решил устроиться на работу в этот дом, что бы поскорее увидеть Герду, которая так и не написала ему не одного письма.
Это оказалось проще, чем он предполагал. Его тут же взяли на службу в охранники, не подвергнув перед этим никаким испытаниям.
Внутри особняк Брауна оказался очень темным, все окна были занавешены черными, как сама ночь, шторами, которые не пропускали и крупицу света. Все освещение создавали свечи, но и их было не слишком много. В первый день, от повара Генрих узнал, что в этом доме часто меняются слуги, так как люди здесь просто пропадают.
— Этот дом слишком большой, он как лабиринт, в котором легко можно заблудиться, а после и умереть с голоду. Но если строго выполнять свои обязанности и лишний раз не шастать по этажам, то ничего страшного не случится. Наверное — говорил толстый повар.
В тот же день Генрих узнал, что мисс Варлоу уже давно не покидает своей комнаты, что ее кормит лично лорд, а всем остальным запрещено заходить в ее покои. Сам же Браун появлялся только ночью, он ходил по дому и смотрел, как его слуги трудятся. Иногда он подзывал одного из них и говорил тому что-то на ухо, но что именно никто не знал, так как после этого слуга просто исчезал, умирал с голоду в лабиринтах особняка, как думал повар.
На второй день Генрих решил, во что бы то ни стало навестить Герду. В его голову уже закрались плохие мысли, и он не мог больше ждать. Днем, когда в особняке особенно все были заняты своими личными делами, а его хозяина не было поблизости, Генрих отправился наверх, на самый последний этаж. К счастью там никого не было, на этаже царила мертвая тишина. Комнат было немного, поэтому он легко отыскал покои мисс Варлоу.
Герда лежала в своей новой постели, казалось, что она просто спит. В комнате было гораздо темней, чем в любом другом уголке особняка. Лишь одна свеча разгоняла окутавший девушку мрак. На мгновение Генриху показалось, что он опоздал, что все уже кончено, девушка мертва. Но тут он услышал ее тяжелое дыхание.
— Герда, я пришел за тобой — произнес Генрих.
Но девушка ему ничего не ответила, она лишь приподняла руку, но тут же, опустила ее обратно, будто этот жест причинял ей огромные муки. Тогда парень, взяв свечу, подошел к ее кровати.
Первым, что бросилось в глаза, были волосы. Когда-то прекрасные русые локоны, практически все выпали, а те, что остались стали серыми, будто паутина паука. Кожа девушки стала безумно бледной, местами даже прозрачной. Генрих ели узнавал свою подругу, ведь теперь он смотрел на жуткий скелет обтянутый кожей. Платье, в котором она приехала в особняк, до сих пор было на ней. Но теперь оно не подчеркивало ее фигуру, не обтягивало ее, оно весело как мешок, который весит на палке.
Внезапно губы Герды зашевелились, и она неустанно, пусть и шепотом стала повторять всего одну фразу.
— Он пьет нашу кровь! Он пьет нашу кровь! Он пьет нашу кровь!
Генрих решил больше не ждать, он узнал и увидел уже достаточно. Взяв девушку на руки, которая сейчас казалось, весела не больше десяти килограмм, он направился к выходу. Но в комнате было очень темно, поэтому герой не заметил одного приспособления, которое было подключено к руке девушки. Как только он начал двигаться, это приспособление, похожее на очень тонкую трубку, соскочило, и из вены Герды тонкой струйкой полилась кровь.
Генрих старался идти, как можно быстрее, но особняк и в правду был очень большой. Он повторял девушке, что все будет хорошо, что он позаботится о ней. А она только и вторила: — Он пьет нашу кровь! Он пьет нашу кровь!
Правда, каждый раз ее слова становились все тише. Звук шагов заглушал мелодию капель бьющихся о пол. Уже в зале, на первом этаже, Генрих увидел тонкую линию крови, которая словно их след, показывала весь пройденный маршрут. Но было поздно. Девушка умерла. Генрих упал на колени и зарыдал, ему нужно было бежать, но он не мог ничего с собой поделать. Лишь в это мгновение он осознал, что всегда любил Герду, любил по-настоящему.
Придя в себя, Генрих решил не бежать. Он понял, что Кейман, Грувит, Браун, это все одно существо. Мерзкий вампир, который живет уже несколько столетий, убивая не в чем неповинных людей. И его нужно было остановить.
В книгах, которые читал Генрих о вампирах, было написано не многое, в их существование мало кто верил. Где-то писали, что их может убить лишь солнечный свет, где-то, что свет им неприятен, но он их не убьет, что вампиру нужно отрубить голову, после чего ее сжечь. Генрих собирался воспользоваться двумя этими способами. Все книги, соглашались лишь в одном, вампиру не в коем случаи нельзя смотреть в глаза, иначе попадешь под его чары, и тебя уже не что не спасет.
Когда рыцарь рассказал слугам о том, кем являлся их хозяин, те незамедлительно покинули особняк, причем толстый повар бежал впереди их всех. Генрих остался в доме один, и пока солнце не село, он собирался найти хозяина зловещего поместья. Вооружившись мечом и арбалетом, а также лоскутком темной ткани, он принялся обыскивать комнату за комнатой. Браун Варлоу прятался в подвале, вдали от всех солнечных проблесков.
Как только парень вошел, потухшие свечи подвала вспыхнули пламенем. Хозяин жуткого особняка открыл глаза и поднялся с кровати. Генрих тут же повязал на глаза темную тряпку, после чего направил арбалет на вампира. К счастью в подвале было не так много места, чтобы можно было увернуться от выстрела.
— Давай поговорим, я не злодей — произнес Браун, и в него тут же полетела стрела. — Это больно и неприятно — продолжал вампир. — Ты всегда так ведешь переговоры? — еще одна стрела вонзилась ему в грудь. — Чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты умер — сквозь зубы процедил Генрих и выпустил еще одну стрелу.
- Меня нельзя убить, раз на твоих глазах эта повязка, значит, ты догадался, что я вампир, так вот, мой храбрый воин, вампиры бессмертны, можешь больше не выпускать своих — не успел Варлоу договорить, как в него вонзилась очередная стрела. — А вы непреступны молодой человек. Но послушай, да я убиваю людей, убиваю часто и много, пью их кровь, но нравится ли мне это? Нет! Мне это не нравится. За последние сотни лет, с моих губ слетело много лжи, но в одном я говорил правду, меня прокляли. Я не хотел быть вампиром, мне было девятнадцать, я хотел стать героем, таким как ты. Но я отверг одну девушку, она пылала ко мне чувствами, но весила, как этот особняк, но может как пол этого особняка. Однажды напившись, я переспал с этой толстой свиньей, не знаю, что на меня нашло, видно был очень пьяный. И она забеременела, пришла ко мне и сказала, что у нас будет ребенок, а я возьми да ляпни, что не у нас, а у нее, и не ребенок, а маленькая свинка. Та разрыдалась и покинула мой дом. Вскоре до меня дошли слухи, что эта девка, проткнула живот ножом и выпустила все свое нутро наружу, прям на площади, при этом крича и вопя, что она ищет свинку. Именно тогда я узнал, что ее мать была ведьмой, причем ни какой-то жалкой колдуньей, а настоящей, истиной ведьмой. Она прокляла меня, сделала жалким вампиром, сказав, что теперь я вечность буду мучиться от голода, и что спасти меня сможет лишь одна девушка, которую я смогу также полюбить, как меня полюбила ее дочь.