Однажды во время званого ужина миссис Бентли-Харрисон в шутку сказала, что даже не знает, что бы ее муж бросился спасать из пожара в первую очередь — жену и сына или свои драгоценные орхидеи. Гости посмеялись, но у хозяев шутка оставила горькое послевкусие, ведь оба они совершенно точно знали: в первую очередь Элджернон спас бы орхидеи.
— Совсем не интересуют? — переспросил мистер Бентли-Харрисон. — Но… Но… Я не понимаю. Раньше ты всегда ими увлекался.
— Нет, отец. — Оскар покачал головой и угрюмо отвел взгляд. — Я так часто пытался вам сказать, но вы и слушать не хотели. — Он повернулся к отцу и посмотрел на него. — Вы никогда не слушаете, сэр.
Мистер Бентли-Харрисон поднес к вискам пальцы и начал описывать ими на бледной коже концентрические круги.
— Но я так мечтал, что мы с тобой…
— В том-то и дело, — прервал его Оскар. — Это ваша мечта, отец. Я об этом никогда не мечтал. Вы ни разу не спросили, чему я хочу посвятить свою жизнь!
Последняя фраза прозвучала чуть громче и чуть грубее, чем хотелось бы Оскару, и поэтому он удивился, когда отец не стал его распекать, а лишь уставился в колени и печально опустил руки.
Мистер Бентли-Харрисон сидел молча уже, казалось, несколько минут, и Оскар позвал его.
— Отец?
— И чему же такому ты желал бы посвятить свою жизнь? — спросил тот, не поднимая головы. Оскар никогда раньше не слышал от отца такого тона, холодного и механического. — Ну что же ты? Давай послушаем, чем ты намереваешься заняться.
— Мне хотелось бы иметь собственное дело, — сказал Оскар. — Открыть лавку, какая была у дедушки, когда он только начинал.
— Лавку? — медленно повторил мистер Бентли-Харрисон, будто пробуя впервые произнести незнакомое иностранное слово. — Лавку?
Лавку когда-то держал его отец. Элджернон был вынужден работать там против своей воли, пока не уговорил мать на то, чтобы она позволила ему уехать в университет. Его отказ продолжить семейное дело стал для старика страшным разочарованием. Кажется, судьба наконец решила покарать Элджернона Бентли-Харрисона за предательство.
— Мы с дедушкой часто говорили, что я могу возродить его торговлю. Он дал мне столько полезных советов. Понадобится совсем небольшая сумма, отец, а денег у нас предостаточно.
Мистер Бентли-Харрисон посмотрел на сына. Его отец и впрямь живо интересовался внуком и заразил того жаждой предпринимательства. Когда старик умер, Элджернон продал его дело, и денег у них теперь действительно было ужасно много. Но он не собирался расходовать их столь заурядным образом.
— Боюсь, Оскар, эти средства мне понадобятся, — сказал отец. — Новые оранжереи обойдутся очень дорого: и постройка, и содержание. Видишь ли, их нужно постоянно отапливать, чтобы поддерживать определенную температуру.
— Но, отец…
— И я задумал пустить большую часть состояния на другие экспедиции, чтобы отыскать новые виды и заполнить ими оранжереи, — экспедиции, в которых, как я надеялся, ты будешь меня сопровождать, Оскар.
— Вы истратите все дедушкины деньги на себя? — Голос Оскара стал так же холоден, как и отцовский.
— Теперь они принадлежат мне, Оскар. И вот как я отвечу на твой вопрос: эти деньги пойдут на обретение знаний, на развитие науки. Нет цели благороднее.
Отец и сын смотрели друг на друга некоторое время, затем Оскар со скрипом отодвинул стул и поднялся на ноги.
— Прошу меня извинить, отец, — сказал он. — Мне нужно заниматься.
В комнату вошла миссис Бентли-Харрисон.
— Оскар? — обратилась она к сыну, увидев, как плотно сжаты его губы. — Что-то не так?
— Все в полном порядке, матушка, — ответил тот.
— Элджернон? — Она повернулась к мужу, когда Оскар вышел из комнаты.
— Все хорошо, дорогая, — сказал он с горькой улыбкой. — Пожалуйста, не волнуйся. Мальчик уже достаточно взрослый и должен усвоить, что нельзя получать все, что хочешь.
Мистер Бентли-Харрисон взял со стола выпуск «Таймс» и принялся за чтение, а его жена вспомнила, как давным-давно и она выучила этот же урок.
Оскар сказал ей, что решил уведомить отца о своем желании открыть лавку, и сыну, не выказывающему склонности к страсти Элджернона, миссис Бентли-Харрисон могла посочувствовать как никто. Ее тоже ничуть не влекла ботаника.
Вот уже почти двадцать лет она только изображала интерес к жизни растений, что повергло бы ее супруга в еще больший шок, чем признание сына. Миссис Бентли-Харрисон питала надежду, что, если она будет разделять увлечение мужа, их брак может стать чем-то большим, чем печальный союз без любви, коим он являлся на деле. В конце концов она смирилась с ролью незаменимой помощницы и внимательной слушательницы. Любовь, заключила она, существует только в книгах. Любовь — для других людей.