- Миша уже не маленький ребенок, дочка, - очень мягко возразила пожилая женщина. – Он поймет, если это произойдет. Мне думается, ты преувеличиваешь. Сейчас Артем для него – новинка. Со временем все утрясется.
Мирослава отвернулась. Утрясется? Что, если ей сказать свекрови…
- Я знаю, как скучает Миша по Ивану, Людмила Юрьевна. А из-за фамильного сходства он может… Ну, ты понимаешь… - Она не закончила, боясь облечь свои опасения в слова.
- Увидеть в Артеме замену отца, - спокойно договорила за нее женщина. Мирослава почувствовала такую слабость в ногах, что снова села за стол.
Но гнев все еще жег ее.
- Не могу принять Артема в качестве члена нашего семейства, - проговорила она. – Я слишком переживала, когда он уехал. Мне много времени потребовалось, чтобы справиться с обидой и гневом. Я не желаю снова ворошить прошлое.
- Хорошо тебя понимаю, детка, но поверь мне, жизнь слишком коротка, чтобы долго таить зло. Так и заболеть можно. – Людмила Юрьевна вздохнула. – Не могла бы ты оставить все свои обиды в прошлом и попытаться узнать Артема заново? Вы ведь были такими друзьями. Мне кажется, он бы не возражал возобновить вашу… дружбу.
- Дружбу? – Мирослава едва не расхохоталась. – А, собственно, чего он ждет? Что я приму его с распростертыми объятиями? Ты не понимаешь, как… - Мирослава замолчала и прикусила губу. Она едва не поведала свекрови о тайне, которой поделилась лишь с Иваном. Но Людмила Юрьевна – мать мужа, а стало быть, последний человек, перед которым она решилась бы исповедоваться. Она любила пожилую женщину так, как любила бы мать, будь та жива, и не могла рассказать ей, что ее любимый внук – вовсе не внук.
Это наверняка разбило бы ее сердце.
Мирослава никогда не позволила бы себе этого после всего, что Людмила Юрьевна сделала для нее, для них всех.
- Ты очень любила его, верно? – мягко спросила женщина.
Мирослава устало провела рукой по глазам.
- Да, любила. Но сейчас с этим покончено.
- Ты никогда не рассказывала о тех годах, о нем…
Мирослава снова испытала нестерпимое желание все рассказать, вытащить все печальные события на свет Божий. Но она сдержалась.
Вместо этого она снова поднялась.
- Как ты сама сказала, Людмила Юрьевна, это было очень давно. За эти годы Артем и я стали совершенно чужими. Эту пропасть не перекрыть, даже если бы мы и хотели. – Она снова взглянула на часы. – Без десяти шесть. Пожалуй, возьму-ка я машину и съезжу за мальчиками. Они, скорее всего, уже на пути домой.
Людмила Юрьевна посмотрела на нее так, будто собиралась что-то сказать, но передумала.
- Ладно. Идти им пешком все равно долго. Устанут.
8.3.
Мирослава выехала на дорогу.
Что бы ни говорила свекровь о том, будто Артем может внести разнообразие в жизнь Миши, она должна поговорить с сыном. Нельзя, чтобы он постоянно общался с Громовым.
И она не хотела, чтобы они сблизились. Девушка попробовала порассуждать на эту тему бесстрастно, но, разумеется, не смогла. Ко всему, что касалось Артема Громова, она относилась эмоционально. Теперь, когда ко всему прочему добавилось еще беспокойство о сыне, ее смятение утроилось.
Мирослава поехала коротким путем, зная, что мальчики пойдут именно так, но не встретила их. Неохотно свернув с дороги, она въехала в большие чугунные ворота белого коттеджа. Когда-то им владел Белых. Теперь, судя по всему, дом принадлежал Артему.
Как сказал Мишка, дом стал густо-кремовым с коричневыми бордюрами, что придавало ему несколько иностранный вид. Она свернула по дорожке и остановилась у внушительного подъезда. Через открытую дверь просторного гаража был виден «Бентли седан» мужчины.
Нехотя выбираясь из машины, она внезапно вспомнила, что предложила Евгению самой поговорить с Громовым об аренде, и едва не рассмеялась. Какая глупость! Ей не хотелось встречаться с Артемом ни по какому поводу, но, поскольку Мишка скорее всего здесь, выбора у нее не было. Девушка перевела дыхание, поднялась по ступенькам и позвонила.
Артем сам открыл дверь.
Он сменил темный костюм, в котором был днем, на линялые джинсы и старую ветровку.