«Каэлин! Каэлин, открой глаза, черт бы тебя побрал! Сейчас же!» — рычал он.
Вампир действительно открыл глаза на пару секунд. Поднял руку, положив ледяную ладонь ему на грудь, и вплел пальцы в серую гриву.
— И совсем… не воняешь псиной… — хриплым, простуженным голосом прошептал он, прежде чем отключиться.
========== Растаявший лед ==========
Странный незнакомец, который убил Эллина, исчез так же внезапно, как и появился, но Шейд не обратил на это внимания. На мраморном полу, где рухнуло тело второго Древнейшего, осталось лишь черное обугленное пятно. Шейд осторожно подхватил хрупкое тело Каэлина и в несколько прыжков преодолел лестницу, неся его в спальню. Теперь ему действительно казалось, что Каэлин слишком хрупкий и может рассыпаться от любого неосторожного прикосновения. В теле зверя для Шейда его вес ощущался совсем иначе. Казалось, что сейчас он может поднять грузовик! И не надорвется… Это было бы здорово, если бы не тот факт, что Каэлин едва дышал.
Сам того не замечая, Шейд раздосадовано рычал, мысленно уговаривая вампира открыть глаза. Он бережно уложил его на кровать, закутав в одеяло, и сам лег рядом, крепко прижимая к себе, чтобы согреть. Холод, исходивший от тела вампира, он чувствовал даже через толстое одеяло. Каэлин уже не стучал зубами, но лежал неподвижно, словно безупречная фарфоровая кукла. Шейд пришел в отчаяние. Он хотел поцеловать ледяные губы, но вспомнил, что все еще находится в теле вервольфа, а действие проклятого зелья, которым напичкал его Эллин, еще не прошло. Он не мог вернуться в человеческую оболочку, да и, честно говоря, не представлял, как это сделать. Попытался сейчас: представил себя самого, только человеком, но не получилось. Зверь заворчал где-то рядом, сонно ворочаясь и глядя на неподвижно лежащего вампира глазами Шейда.
«Моя пара», — на всякий случай повторил Шейд.
Зверь согласно заворчал, и неожиданно знание того, что нужно делать, пришло к Шейду само собой. Он выпутал вампира из бесполезного кокона одеял и лег сбоку, прижимая его к себе сильнее, практически накрывая собственным телом так, что от его жара нагрелись даже простыни под Каэлином. Уткнувшись в шею вампира чуть влажным носом, Шейд закрыл глаза, дыша пастью, чтобы кожа вампира хоть немножко согрелась от его дыхания, и принялся прокручивать в голове воспоминания о тех часах, что они провели вместе.
Шейд не просто мотал картинки, он пытался вложить в них все свои чувства, прилежно вспоминая, что ощущал в те моменты, когда Каэлин к нему прикасался, когда входил в него, когда целовал, когда подтрунивал над ним, когда перебирал его волосы, сидя на подлокотнике того кресла, в котором Шейд устроился с книгой… Воспоминания хлынули неудержимым потоком, и Шейд сам не заметил, как увлекся настолько, что полностью погрузился в мир своих грез. Каэлин дышал теперь не так хрипло, даже, кажется, пошевелился, прижимаясь к большому горячему телу сильнее. Вампир спрятал лицо на плече оборотня, зарываясь в густую шерсть, что покрывала весь загривок и спускалась на плечи, и удовлетворенно вздохнул. Ледяные ладони скользнули по груди Шейда как раз в тот момент, когда он вспоминал их последнюю ночь перед тем, как его похитили. Воспоминания о пережитом экстазе были такими яркими и живыми, что Шейд невольно возбудился даже сейчас.
— Ты озабоченная псина, — пробормотал едва слышно Каэлин, по-видимому, тоже просматривая все эти воспоминания вместе с самим Шейдом.
Оборотень издал неопределенный звук, весьма похожий на смех.
«Ты очнулся!»
— Как же тут не очнуться, когда в меня упирается твой… — клацнув зубами от холода, прошептал вампир, тем не менее теснее прижимаясь к нему.
«Прости, — Шейд облегченно выдохнул, осторожно пропуская волосы своего любимого сквозь пальцы. — Хоть немного согрелся? Ты так меня напугал».
— И почему всякий раз, когда я уже на волосок от смерти, обязательно найдется кто-то такой благородный, кто меня спасает? — проворчал Владыка, потершись замерзшим носом о шею оборотня. — А я уж думал, что хоть в этот раз подохну спокойно.
«Даже не мечтай», — рыкнул Шейд, и его зверь согласно заворчал вместе с ним, невольно урча от удовольствия, когда Каэлин потерся об него носом.
— Хм… А в том, чтобы иметь своего оборотня, есть плюсы, — пробормотал Каэлин насмешливо, но Шейд почувствовал, что вампир улыбается, зарываясь пальцами в его шерсть.
«Персональная грелка всегда к твоим услугам?»
— Что-то вроде того… А ты подрос. — Вампир неожиданно усмехнулся, слегка приподняв колено так, чтобы дотронуться им до возбужденного естества оборотня.
Шейд охнул, но не отстранился.
«Ты же говорил… что не любишь оборотней».
— Когда уже ты вернешься в свою человеческую шкурку? — Каэлин нагло запустил пальцы ему в шерсть на загривке, теснее утыкаясь носом в шею — от этого голос его звучал немного приглушенно.
«Я не знаю. Эллин вколол мне какую-то дрянь, которая не дает обернуться назад. У меня не получается, я пытался».
— Настойка на зверобое… — пробормотал вампир. — Я, наверное, не вытерплю еще два часа.
«О чем ты?» — мысленно спросил Шейд, и его зверь лениво заворчал вновь.
— О том, конфетка, что лучший способ согреться — потрахаться.
«Каэлин… Ты же это не всерьез?»
— Почему не всерьез? — вампир приподнялся на локте, его рука переместилась с загривка на грудь оборотня и медленно поползла вниз, очерчивая мощные кубики пресса, все дальше и дальше вниз, и вот наконец уверенно обхватила возбужденный член оборотня. — Я еще и зоофил, ты не знал?
«Как-то по тебе не скажешь… С твоим-то чистоплюйством», — даже мысленный голос Шейда звучал несколько сдавленно: и человек, и зверь потерялись в ощущениях.
— Всегда было любопытно, распространяется ли температура тела оборотней на все его части? — философски вопросил Владыка. — Оказывается, распространяется. Тем лучше… Изнутри я быстрее согреюсь.
Холодные пальцы чуть сильнее сжали горячий ствол, и вервольф беспокойно завозился, заерзав на вампире.
— Не дергайся, ты не пушинка, между прочим, — насмешливо произнес Каэлин. — Лучше раздень меня.
Шейд тихонько зарычал, нетерпеливо срывая со своего любовника одежду и не обращая внимания на то, что просто разрывает ее в клочья. Каэлин слегка поморщился, когда мощные когти вспороли мраморную кожу, проливая на простыни темно-рубиновую кровь вампира, но ничего не сказал. Он был немножко мазохистом, впрочем, как и садистом в равной степени. Когда Шейд был человеком, Каэлин всегда старался действовать очень осторожно, находясь с ним в постели. Но теперь-то он оборотень… И чего церемониться? И Каэлин, по правде говоря… не ожидал, что так ему будет нравиться даже больше.
Шейд был нетерпелив сегодня, а еще… о-о-очень горяч и возбужден в буквальном смысле. Может быть, оттого, что Каэлин наконец позволил ему быть сверху и овладеть своим телом, на которое сам Шейд облизывался уже бог знает какую ночь?
Вервольф наклонился, проводя горячим длинным языком вдоль ребер вампира, там, где поцарапал нежную кожу своими когтями. Дыхание Каэлина участилось. Он начал согреваться, потому что кожа больше не была такой холодной. Его пальцы снова запутались в серой гриве.
— М-м-м… как шелк, — пробормотал вампир, с наслаждением запуская пальцы еще глубже в густую шерсть, а когда Шейд наконец избавил его от одежды, вампир с блаженным вздохом прильнул к нему всем телом, слегка трясь об него.
К удивлению Шейда, Каэлин чуть слышно застонал от этого райского ощущения. Короткая шерсть вервольфа при соприкосновении с телом действительно создавала такое ощущение, словно Каэлин терся всем телом о дорогой шелк. Это возбуждало дю Шарма еще больше, и хоть раньше он никогда не стонал в постели с Шейдом, то сейчас буквально мурчал от удовольствия.