Меч вскоре прекратил грохотать по столу и остановился, острием указывая в нашем направлении, как прямая угроза, заставляя кровь стынуть в жилах. Готовится к бою? К убийству? Терзать и рвать на куски? К кровавому мессиву!?
Сам шейх в противовес резким действиям беззаботно развалился в кресле и скрестил руки под грудью, внимательно наблюдая, как родной брат делал последние шаги по битому стеклу и подносил меня.
Я же в последние секунды перед приближением отвернулась, обняв шею Ярина.
Руки Ярина под коленями сильно зажгли мою кожу, словно места соприкосновения наших тел мысленно пытались сжечь. Содрать тупым ножом, да хоть с кожей и мясом, но лишь бы не смели касаться.
Неужели неприятно, когда твоей собственности кто-то касается? Твое больное воображение подбрасывает картинки, как Ярин берет меня на руки, а потом несет на ложе прямо за твоей спиной, после чего занимается со мной любовью? Неприятно? Хочешь убить нас прямо здесь? Привыкай, я - не твоя собственность! И никогда не буду вещью. Я тоже имею свои чувства, права и свободы, как и ты.
- Что...это? - по слогам, четко выдержав ровную интонацию, он произнес, контролируя эмоции. Я не торопилась отвечать, держа Ярина за шею и ожидая его пояснений, ведь я предлагала самой дойти, но младший Бонифаций с упорством осла пожелал меня донести, хотя знал возможные последствия.
Ярин подошел вплотную и остановился напротив шейха, а после очень длительной запинки по истине холодно (никогда прежде не слышала подобного голоса) пояснил:
- Лиля, как обычно, нашла себе приключения на задницу. Полюбуйся! - Ярин неожиданно сделал вид, что все угрозы и действия брата - плод воображения и фантазии. Проглотил ужасные намеки, хотя казалось, что он был зол, ведь во время передвижения его руки под моими коленями напряженно сжимались. А сейчас ответил будто ничего не произошло. После ответа осторожно поставил меня на ноги, попридержав за плечо, чтобы исключить неловкое падение.
Теперь Артур увидел мое раненное бедро и кровь на штанине, а затем отвесил Ярину унизительный подзатыльник за мое ранение, а меня усадил на кресло. Хотя, я предпочла бы дождаться знахаря, а не чувствовать его лапы на своей ноге. Впервые за много дней я посмотрела шейху в глаза и накрыла его руки, которые обхватили мою раненную конечность.
- Не стоит! - попросила или приказала не притрагиваться, но он, бросив на меня неопределенный взгляд, занялся делом. Разорвал предыдущую повязку, видно что-то его не устроило в оказании первой медицинской помощи, затем обжег рану каким-то пойлом со стола, а после удовлетворенно перевязал ногу. Не стоило демонстрировать якобы беспокойство о моем здоровье, а то смешно смотрится.
Ярин успел приказать владельцу таверны доставить знахаря и вернуться, чтобы вкратце рассказать о нашем приключении. После рассказа шейх заявил весьма грубо, словно обвинял в тяжком грехе:
- На твоей коже останется шрам! Твое везение поразительно. Ты заметила, что являешься матерью и не имеешь права рисковать своим здоровьем? Еще раз полезешь в пекло и, клянусь, лишу тебя возможности общаться с сыном.
Сразу ударил по максимуму. Как по морде надавал.
- Я спасала жизнь девушке. Но откуда тебе понять, что такое чужая жизнь!? Ты ведь привык только отбирать их, а не считать. Одной больше, другой - меньше. Правильно?
- Правильно говоришь, отродье, - больно схватил пальцами за лицо, после чего грубо приблизил к себе поближе, вынудив посмотреть в глаза. - Чужие жизни для меня ничто, а твоя мне нужна! И я не собираюсь ее терять. Если ты будешь делать глупости, то я буду действовать жестче.
Ну, попробуй, великий шейх! Мысленно послала ему ответ, опаляя уверенным взглядом. Но в тот же момент явился знахарь и остудил наши накаленные до предела нервы.
Тучная женщина-знахарка провела все процедуры прямо на месте, заставила меня выпить горькое пойло, после чего огромной иглой зашила рану. Глубокую, но короткую. В то время Ярин и Артур ушли на улицу на разговор, а к их возвращению в таверну моя рана была полностью зашита и перевязана. Дальнейшие указания по излечению и необходимые для заживления мази были переданы, а знахарка со спокойной душой под звон монет убрана.
Наверное, хмельное состояние и слабость после потери крови развязали мне язык, поэтому я осталась выпивать с мужчинами, а не направилась спать к Азамату. Долгое время пятеро воинов и я просто выпивали крепкое вино, но вскоре я нарушила их покой и разговор, подняв украденную у насильников монету, и, положив ее на стол.