− Урожай с южной стороны будем собирать недели через две. Сейчас опробуем с северной.
− Прекратите объедать мой дендрарий! − топаю я ногой, нервозно сдергивая с себя очки и снова водружая на нос. − Гавриил Германович, вы, как я погляжу, забавляетесь. Мне уже не три года. Я вам не компания для развлечений. Шоколадом вас обмазывать и слизывать не буду. Даже не мечтайте. С вашими правилами мои жизненные принципы не сходятся.
Гавриил Германович вонзается мне в глаза горящим взглядом:
− Ваша заповедь о власти секса очень даже сходится с моими правилами.
− Заповедь к вам не относится, − огрызаюсь я и моментально жалею, потому что с коварной грацией снежного барса он делает шаг навстречу.
− Дразнить меня неблагоразумно, дерзкая нимфетка.
− Я не нимфетка, − возмущенно отзываюсь я, пятясь назад. − Я уже выросла.
− И ваше созревание чертовски осложнило мою жизнь, − томно опускает он взгляд на мой приоткрытый рот, продолжая опасно приближаться.
− Игры в доктора со слизыванием шоколада отменяются, − со слабым брюзжанием отступаю я, отыгрываясь ногтями на затерроризированной ладони. − Вам нужно смириться. У вас получится. Вы − джентльмен.
Гавриил Германович плотоядно обнажает белоснежные зубы и в предвкушении чего-то недоброго наступательно шагает вперед. Мое сердце колотится в одержимом ритме барабанов гаитянских жрецов вуду. Отступать мне больше некуда − поясница упирается в стоящий позади обеденный стол. Гавриил Германович не церемонясь хватает меня за талию и укладывает прямо на столешницу, по ходу дела профессиональным движением коленом раздвигая мои ноги и разводя по сторонам руки.
− Я не джентльмен, − ставит он меня перед фактом во время того, как его потемневшие глаза хищнически любуются моей растерянностью и беспомощностью. − Ты распята на алтаре живущим во грехе зверем с примитивными инстинктами. Я питаюсь, работаю двадцать четыре часа в сутки и трахаюсь. Воистину сейчас я испытываю страстное желание свесить твою прелестную головку с алтаря и провести с дерзким ртом воспитательную иррумацию[2].
Наши взгляды вгрызаются друг в друга: мой − беззащитной жертвы с мольбами о пощаде, его − голодного зверя, обещающего, что пощады не будет.
− Дотронься до меня, Ева, − интонацией обольстителя шепчет он, освобождая мои запястья от своих «наручников».
Собственный мужской запах Гавриила Германовича влечет меня, как сильнодействующий афродизиак. Не теряя зрительного контакта, я нерешительно делаю то, о чем долго мечтала: запускаю пальцы в его волосы.
Они прямые, густые и жестковатые. Пропускать их сквозь пальцы − сплошное удовольствие. Мне безумно нравится вдыхать их соблазнительную свежесть: вволю разгулявшегося на степных просторах осеннего ветра и почти выветрившегося дорого одеколона.
− Тебе все так же хочется касаться меня… Ева? − снова пробует он на вкус мое имя, как будто в трех буквах спрятан секретный ингредиент.
− Мне очень хочется касаться… вас, Гавриил Германович, − честно отвечаю я, но из-за существенной разницы в возрасте не решаюсь перейти к неформальному обращению.
− Поиграй со мной в одну занимательную игру для взрослых?
Я сглатываю обильную слюну, чувствуя себя той самой Евой перед грехопадением в момент, когда вероломный Люцифер предлагает познать мир неведомых доселе ощущений.
− В к-какую?
− В мистерию на столе с телесным контактом.
Гавриил Германович заманчиво и безобидно трется носом о мою щеку, но выделяющийся шрам у него на скуле от прильнувшей крови кричит о его хищной сущности, что только усиливает символичность мизансцены грехопадения.
− Ты сможешь дотрагиваться до меня везде, где пожелаешь. За исключением лица. Взамен я буду прикасаться к тебе, избегая мест, которые больше всего хочу. Не буду скрывать, твои отвердевшие соски так дерзко торчат сквозь тонкую майку, что я хочу за них укусить. Воистину с трехлетия ты мне здорово задолжала, Ева.
От его хриплого голоса и раздевающего взгляда я ощущаю жар во всем теле.
− Право прикосновений будет только у меня, − сглатываю я, свершая свое личное грехопадение. − Я же не знаю, где вам еще захочется меня потрогать. Вдруг вы будете жульничать во время мистерии на столе.
Костяшками пальцев Гавриил Германович неравнодушно проводит по моим губам и настойчиво открывает их шире.
− Твой трогательный дерзкий рот, Ева, вызывает во мне зверский аппетит. Выбирай единственную часть тела, к которой я смогу прикасаться.
2
От лат. «irrumare» − засасывать. Разновидность орального сношения, при котором совершаются активные фрикции половым членом в ротовую полость, горло и глотку пассивного партнера.