Последовало недолгое молчание. Я не могла заставить себя взглянуть на Барраса.
— Роза, посмотрите на меня, — сказал он.
Я повернулась к нему лицом. Нет, он не походил на дьявола: обычный мужчина в летах.
— Вы не верите мне? — проговорил он, печально глядя на меня.
— Верю, — ответила я, но сердце мое не верило.
— Вопрос не в том, сделал я это или нет. — Баррас встал вдруг и отошел к окну. — Вопрос в том, — он задернул шторы, — смог бы я это сделать? — Некоторое время помолчал, стоя спиной ко мне. — И истина заключается в том, что… Да.
Баррас молчал, застыв у окна, и эта минута показалась мне вечностью. Я ждала, чтобы он пошевелился, произнес хоть что-нибудь.
— Поль!
Он обернулся ко мне, в глазах его стояли слезы.
— Я не верю вам, — сказала я.
16 июня
Утром приезжал с визитом Баррас. Было рано. Я обернула себе голову шарфом, как это делают креолки. Он повел меня во двор.
— Хочу вам кое-что показать.
Во дворе стояли две красивые вороные лошади, запряженные в сверкающую темно-зеленую карету.
— Что думаете? — Баррас хлопнул одну из лошадей по боку.
— Красивые лошади.
— Венгерские. — Он открыл дверцу кареты. Обивка красного, королевского цвета.
— Бархат? — Такая редкость теперь! Но у депутата Барраса всегда все только лучшее. — Прекрасная карета. Давно она у вас? — спросила я.
— Она ваша.
— Моя?
Он с удовлетворением заметил мою растерянность.
— У вас теперь есть еще и корова. Молочная корова, я не взял ее с собой. Слишком медленно идет, знаете ли.
— Корова?
Я засмеялась. Корова! Значит, у нас будет масло, молоко, сыр. Будет много — больше, чем нам необходимо. Появятся излишки, их можно продавать или обменивать.
— Но где мне ее держать?
— Ну, как можно быть такой практичной?
— Я серьезно! — Карета, две лошади, корова… А у меня — ни конюха, ни возницы, ни сена, не говоря уж о стойле.
— Лошадей можно держать в конюшне по соседству. А корову — в Круасси.
— Круасси? Но я не возобновляю аренду.
Он смутился.
— Почему?
Я посучила большим и указательным пальцами: нет денег. Баррасу — с его поместьями, волкодавами, английскими чистокровными лошадьми — трудно было меня понять.
— Почему же вы мне не сказали? Благодаря встрече, которую вы мне устроили с вашими друзьями Розином и Перре, я нажил небольшое состояние.
Итак, решено: Баррас возьмет на себя аренду Круасси.
В ВОЗДУХЕ ВИТАЕТ ИНТРИГА
18 июля 1795 года, Париж
Я поднималась по лестнице, когда навстречу мне с приветствиями выбежала Агат.
— Что такое? — спросила я.
— Ничего, мадам, — сказала она, отставая.
Раньше она никогда так меня не называла, поэтому я поняла: что-то случилось. Вошла в гостиную — там, в красивом темно-синем мундире с красной и серебряной отделкой, сидел на диване красивый юноша. У меня слезы навернулись на глаза. Эжен так похож на отца!
Я обняла сына, стараясь не плакать. За те десять месяцев, что мы не виделись, он вырос и стал высок для четырнадцатилетнего.
— Когда ты приехал? — спросила я, усаживаясь рядом с ним на диван.
— Два часа назад. — Голос у него пока не изменился.
Я взяла его за руку, но он ее вырвал.
— Что-то случилось? — забеспокоилась я.
— Зачем ты подстроила, чтобы меня отправили домой, в то время как у меня только-только началась действительно интересная жизнь?
В комнате было жарко. Я встала, подошла к окну и отворила его пошире. Воздух снаружи был влажен, как и в гостиной.
Как ему ответить? Сказать, что он еще слишком юн, чтобы убивать, слишком юн, чтобы погибнуть? Что я не позволю ему поднять оружие против французских эмигрантов? Что не могу рисковать, не могу потерять его?
— Ты нужен мне здесь, — сказала я.
— Твоих друзей-мужчин тебе мало? — В сердцах он вскочил и вышел из гостиной. Хлопнула дверь на крыльце.
Четверг, 23 июля
Еще не было девяти, когда я позвала к себе Эжена.
— Знаешь, какой сегодня день?
Сын пожал плечами.
— Годовщина со дня смерти твоего отца.
Это его насторожило.
— У меня тут есть кое-что для тебя. — Я сняла с буфета саблю Александра и выложила на большой обеденный стол. — Это сабля твоего отца. Он желал бы, чтобы она перешла к тебе.