— Хотела бы я познакомиться с человеком, который бы мог взять над вами верх, Эми.
Она энергично выругалась. Выходит, жизнь в ней еще теплится.
23 сентября
Новый год! Провозглашена новая конституция. Поздно вечером мы с Терезой смотрели фейерверки из их сада — нет, моего сада! Я измотана переездом, но довольна. Обожаю свой новый дом. Называю его «Шантрен».
25 сентября
Весь день работала в саду. Фортюне обнюхал каждую кочку, облаял каждого жука. Ланнуа начала шить занавеси для спальни (синие нанковые с красными и желтыми геральдическими украшениями). Гостиная сейчас напоминает студию швеи, пол усыпан лоскутками ткани. Хочу обить шесть деревянных стульев и небольшую кушетку. Купила в магазине подержанных вещей арфу работы Рено (правда, не хватает трех струн) и мраморный бюст Сократа. Понемногу новое жилье начинает походить на уютный дом. Здесь все будет просто, но элегантно (надеюсь). Наняла повара Кальо, негра с Сент-Люсии, который готовит и креольские блюда наряду с более привычными. Его мне рекомендовала Эми.
Агат сбежала с птицеловом из Миди, но быстро поняла свою ошибку (от него пахнет курицей) и вернулась. Надеюсь, она не беременна. Гонтье, добрая душа, служит по-прежнему. И это — счастье, ибо он единственный способен добиться молока от моей коровы Клеопатры.
Теперь мне нужны еще возница и садовник. Надеюсь, продержимся, учитывая новые расходы, — хотя бы некоторое время. С деньгами туго, несмотря на щедрую помощь Барраса.
И ВНОВЬ ВОЙНА
Понедельник, 28 сентября 1795 года
В Шантрене так спокойно, что я была потрясена, узнав, что вчера в Ассамблее был бунт. Несколько сотен человек убиты.
— Даже якобинцы начинают думать, что спасти нас может только монархия. — Сабля Барраса чиркнула по камням моего камина. Он только что приехал из Военной школы, где обучает военному искусству группу мужчин: «Моя личная боевая сила, мой Священный Батальон».
— Но почему против бунтовщиков не выставить Национальную гвардию?
— Там все слишком благовоспитанны, — сказал он. — Крепко стоящие на ногах собственники. Многим ли из них приходилось убить человека? Случись стычка, сколько из них дадут деру? Половина, я так думаю. Они хороши для парада, но вряд ли для чего-то еще. Нет, мне нужны закоренелые убийцы, люди, у которых руки пахнут кровью.
— И где же найти таких?
— В тюрьмах, разумеется. Головорезы, убийцы, террористы… — Я предложила еще бренди, и он кивнул. — Я набрал полторы тысячи человек, буквально опустошил тюрьмы.
— Не может быть…
— Мои люди, — усмехнулся он.
Тут мне вспомнились слова Терезы: «Баррас предпочитает мужчин грубых, а женщин — утонченных».
— И чем их больше, тем веселее. Благодарю вас, — поклонился Баррас, будто читая мои мысли.
Он достал часы. Пора было идти, но прежде он хотел задать вопрос: не разыщу ли я гражданина Бонапарта?
— Ходят слухи, что он ведет переговоры с роялистами. На чьей он стороне? Я должен знать. Дело принимает такой оборот, что…
— Но он занят предприятием по изготовлению географических карт.
— У вас, женщин, свои способы… Пригласите его к себе. Для вас это не бог весть что.
Этот предложение неприятно поразило меня.
— Подумайте о судьбе республики, — настаивал Баррас, — о будущем ваших детей.
4 октября
Сегодня гражданин Бонапарт был одет лучше, чем я привыкла его видеть, — в новый синий мундир. Но при этом все равно выглядел нездоровым; наверное, из-за желтоватого оттенка кожи. И, бог мой, эти сапоги на тонких ногах — такие огромные!
Я пригласила его в сад и попросила Агат принести нам кофе с молоком.
— Приготовлено из кофейных бобов с Мартиники, — сказала я. — А молоко — от моей собственной коровы.
Он согласился выйти в сад, хоть, по его словам, спешил и не мог остаться на блинчики. День и ночь трудится над планом по освобождению Италии от австрийцев, так он сказал.
Я улыбнулась.
— Вы говорите это со всей серьезностью.
— Я в это верю.
— Неужели это так просто?
Он не ответил, погрузившись в созерцание солнечных часов.
— Вы не верите в судьбу? — попыталась я привлечь к себе его внимание.
Наполеон резко обернулся ко мне.
— Судьбу можно научиться ублажать, но управлять ею нельзя.
Он странно формулировал мысли, говорил будто афоризмами.
— Я считаю, что поладила со своей судьбой, гражданин Бонапарт, — сказала я, хоть и не совсем поняла, что он имел в виду.