— А это не тетушка ли Дезире? — поинтересовался Эжен.
— Не может быть… — улыбнулась я. Тетушка Дезире, наряженная цыганкой, сидела рядом с маркизом. Он был в своей старой шляпе командующего флотом.
— А вон и Каролина с Мюратом, — махнула рукой Гортензия.
Перед нами появился человек в черном капюшоне — Фуше в костюме Смерти.
— Я буду поблизости, — заверил он нас.
Далеко за полночь
— Гражданин первый консул, — повернулся Фуше к Бонапарту, — мне только что сообщили, что музыканты собираются играть «Прощальную песню». Думаю, вам следует…
Но уже звучали вступительные аккорды. Вдруг все закричали:
— Да здравствует Бонапарт! Мир с Бонапартом!
— Думаю, вам будет безопаснее на трибуне, консул.
Взяв меня за руку, Бонапарт кивнул в сторону трибуны.
— Как, и я тоже?
— Хочу, чтобы вы были рядом.
Фуше пробирался сквозь толпу к лестнице, мы с Бонапартом следовали за ним. Когда мы поднялись на трибуну, приветственный шум усилился: «Да здравствует Бонапарт!»
Глядя поверх голов, в противоположном конце зала я заметила потасовку у больших двойных дверей. Четыре жандарма вывели вон человека в маске Гоша — дядюшку Барраса. В горле у меня возник ком.
Становилось все более шумно. Кто-то затянул «Марсельезу». Казалось, стены бального зала дрожат от приветственных криков: «Да здравствует Бонапарт! Да здравствует республика! Революция окончена!»
У одной из колонн я заметила Жозефа и Люсьена Бонапартов, одетых пиратами. Я поклонилась им (злорадно — да, я признаю это). Тут кто-то потянул меня за подол. Это была мадемуазель Мальзерб в костюме фиалки, та самая маленькая просительница. Ее бабушка-графиня (в шутовском колпаке) сидела, ссутулившись, в инвалидном кресле рядом с внучкой.
— Мадам консульша Бон-а-парте, — девочке приходилось кричать, чтобы ее было слышно, — моя бабушка хочет вам сказать: «Да здравствует ангел милосердия!»
Я легко отмахнулась от слов графини; та аплодировала, улыбаясь беззубым ртом.
— Революция окончена! — заорал стоявший рядом мужчина, слезы которого оставляли дорожки на густо раскрашенном черно-белом лице Арлекина.
Возле статуи Венеры я заметила в толпе Франсуа Богарне: одной рукой он обнимал за плечи свою дочь. Позади них стоял лейтенант Лавалетт. Он нагнулся, чтобы что-то сказать своей жене. Эмили подняла вуаль и улыбнулась.
И тут за большими двойными дверьми бального зала я заметила Терезу, Фортюне Гамелен, Минерву и мадам де Крени. Мои Глории! Тереза послала мне воздушный поцелуй и помахала на прощание рукой.
— До сви-да-ни-я! — прокричал по-итальянски муж Фортюне Гамелен, когда за ними закрывались двери.
Повсюду я видела улыбающиеся лица, шум у меня в ушах смешивался с приветственными криками:
— Революция окончена! Окончена! Окончена!
— Да здравствует ангел милосердия! — Крошка Мальзерб наклонила назад инвалидное кресло и развернула его — графиня улыбалась.
— Поклонитесь, — прошептал Бонапарт, пожимая мне руку.
Я поклонилась — и шум сделался еще сильнее. Я взглянула на Бонапарта. Это меня они чествуют?
— Они обожают вас, — сказал он.
«Нас», — поняла я.
Бонапарт поднял мою руку. Мы поклонились приветствующей толпе.
Век Басен завершен… Началось правление Истории.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЛИКИЙ ТАНЕЦ НА ЗЕМЛЕ
Однажды представ перед вами, я уже не исчезну; я здесь навечно.
I
МАДАМ БОНАПАРТ
НЕСБЫТОЧНАЯ МЕЧТА О МИРЕ
2 марта 1800 года, Париж, дворец Тюильри
— Жозефина… Идите сюда, взгляните на эту луну!
Вздрогнув, я проснулась. Надо мной склонился мужчина с освещенным свечой лицом.
— Бонапарт, это вы? — Я сжала его руку. Мне снилось море: будто я дома, на своей прекрасной Мартинике.
Но я находилась не на тропическом острове, а в роскошном дворце Бурбонов. Лежала в неуютной кровати Марии-Антуанетты и Людовика XVI — в постели мертвецов.
Я прижала пальцы Бонапарта к своей щеке.
— Который час?
— Почти три. Давайте прогуляемся по саду.
— Сейчас? — спросила я, откидывая одеяло.