Без даты
Сегодня утром, подав чашку горячего шоколада, Мими сунула мне сложенную записку.
— Как я и думала! — сказала она.
«Всю неделю работал в столовой. Ана говорит мужу, что ани готовы все терпеть, кроме старухи и двух ее детей. Ана говорит, что консул должен ат нее избавица. Ана говорит, что найдет способ…»
— Не понимаю, что это… — растерялась я. Записка была написана кривыми буквами на коричневой бумаге, в какую заворачивают рыбу. — Кто такая эта «ана»?
— Мадам Каролина, — довольно улыбнулась Мими. — Я предупреждала, что ей нельзя доверять.
Я перечитала записку. Это я, что ли, «старуха»?
— Кто это написал?
— Один из лакеев мадам Каролины.
— У тебя есть шпион в ее окружении?
— Племянник старого Гонтье. Ему можно доверять.
— Мими, мне это не нравится. Пожалуйста, больше так не делай.
— Так мне самой ему заплатить?
— Сколько? — со смехом спросила я.
Пятьдесят франков — боже мой!
В тот же день, сорок минут до полуночи
Перечитываю раз за разом записку шпиона, раздумываю над ней. Можно ли верить написанному? Можно ли позволить себе не верить?
4 мая, по-прежнему в Мальмезоне (вернемся в Париж наутро)
Старый Гонтье, мой слуга и мастер на все руки, сообщил мне около часу дня, что каменщики ушли и камин наконец закончен.
«Наконец-то!» — подумала я. Каменная пыль сводила меня с ума.
— Но Агата просит зайти посмотреть, — сказал Гонтье. — Хочет показать вам что-то.
Камин выглядел превосходно, хотя горничной пришлось потрудиться, убирая пыль.
— Ты хотела что-то показать мне, Агата?
Она поднялась с колен и вытерла руки о грязный фартук.
— Вот это. — Она указала на табакерку, лежавшую на письменном столе.
Я узнала замысловатые перламутровые инкрустации в римском орнаменте.
— Это Бонапарта.
— Но у табакерки первого консула уголок отколот.
Она была права. Все пожитки Бонапарта так или иначе повреждены.
— Ну, наверное, кто-то забыл здесь, — предположила я, ощущая тяжесть табакерки. Но почему точная копия? — Агата, ты не могла бы попросить конюха послать за Фуше? — попросила я, осторожно ставя табакерку на прежнее место.
— За министром полиции?
Я утвердительно кивнула. За моим старым другом — человеком, который знает все.
— Это яд, — констатировал Фуше, открыв табакерку длинным желтым ногтем большого пальца. — Вдыхание приведет к смерти в течение одного полного оборота минутной стрелки.
Яд! Я села и открыла веер. Если бы не опасения Агаты, не ее зоркий глаз…
— Вы уверены, Фуше? — Неужели убийцы среди нас, в доме? Может быть, каменщики?.. А я-то их подкармливала, интересовалась их жизнью.
— Кто-то взял на себя труд изготовить копию. — Фуше провел пальцем по перламутровой вставке. — Надо немедленно известить первого консула.
— Он уже здесь, — сказала я, заслышав дробь копыт. Только Бонапарт въезжает в ворота галопом: не умеет ездить иначе.
— Яд в моей табакерке? — насмешливо поморщился Бонапарт.
— Это не ваша, Бонапарт, — объяснила я. — Однако очень на нее похожа.
— Отменно сработано. Кто автор?
— Похоже, кто-то из каменщиков, — предположил Фуше.
— Но зачем?
— Есть несколько вариантов, первый консул. Революционеры жаждут хаоса, а роялисты — восстановления монархии. Экстремистам всех сортов вы нужны мертвым. Это, можно сказать, плата за известность.
— Похоже на табак. — Бонапарт хотел взять понюшку, но я перехватила уже занесенную руку. — Меня так просто не убьешь! — сказал он со смехом.
— Бонапарт, вам более нельзя ездить в одиночку, — вперила я в него строгий взгляд. — С вами обязательно должен кто-то быть. Безотлучно охранники, и…
— Да бросьте! — вскипел Бонапарт.
— Первый консул, при всем уважении, я прошу вас прислушаться, — сказал Фуше. — Минимальные предосторожности успокоили бы вашу жену. Почему-то вы нужны ей живым.
— Я не позволю носиться с собой, как с беспомощным недоумком!
— Не волнуйтесь, — уже уезжая, утешил меня Фуше. — Мы его защитим. Надо только, чтобы он об этом не знал.
Я ИЩУ (И НЕ МОГУ НАЙТИ) УМИРОТВОРЕНИЕ
5 мая 1800 года, без четверти полночь, дворец Тюильри