Я призналась, что подозреваю Бонапарта в связи с другой женщиной, и это меня угнетает.
— Со времени его возвращения из Италии он резок со мной, без причины нетерпелив.
Тереза поморщилась.
— Вы что-то слышали? — спросила я.
— Только сплетни насчет той итальянки, певицы из Милана.
— Ла Грассини. — Разумеется! Молодая и привлекательная, Ла Грассини известна своей страстностью и ангельским голосом. Два года назад в Италии я устроила так, чтобы она пела для нас. Помню интерес Бонапарта, помню ласкающий взгляд этой жизнерадостной женщины. Тогда Наполеон не обратил внимания на ее слишком явное расположение, но… все меняется.
6 июля, четверть пятого пополудни, Париж
— Это правда, что примадонна «Ла Скала» в Париже?
— Ла Грассини? — Фуше достал из кармана камзола потертую табакерку. — Приехала в карете, запряженной восьмеркой вороных, это трудно было не заметить. В Париже ее видели все.
— А что еще заметили жители Парижа?
Он внимательно всмотрелся в мое лицо из-под тяжелых век.
— Может быть, сначала вы скажете, что видели сами?
— Естественно проявлять бдительность, если возникают подозрения. — Я помолчала, крутя на пальце обручальное кольцо. Из круглого оно стало овальным, идеально сидя на пальце. Может быть, чересчур идеально… Я уже не могла его снять. — Знаете, чего мне не хотелось бы? Узнать последней, что мой муж…
Я ощутила, как горят мои щеки.
— Пользуется правом королей?
Все чаще мне приходилось слышать об этом «праве королей». Я кивнула, сосчитала про себя до трех и посмотрела Фуше в глаза:
— Не сомневаюсь, что вы в курсе.
— Это моя работа, все знать.
Фуше сплюнул в плевательницу.
— Как вы и подозреваете, — сказал он, утирая губы рукавом, — ваш муж попал под обаяние Ла Грассини.
— Жене солдата такие вещи понятны, — еле вымолвила я. — Это пройдет, как непогода.
— Вы мудры, мадам, вы — идеальная жена.
Без даты
Идеальная жена вне себя от злости. Идеальная жена потратила сегодня целое состояние, заказав пять шляп, шесть пар перчаток, четыре пары туфель и две пары сапог, не говоря уже о мелких предметах нижнего белья из тонкого батиста, вышитых, отделанных кружевами и лентами. Не говоря о новом платье от Леруа, самого известного модельера в Париже.
9 июля, дворец Тюильри
Сегодня за вистом мадам де Соуза объявила, что после тридцати лет женщина не может рассчитывать на то, чтобы первенствовать в сердце своего мужа, и должна довольствоваться вторым местом.
— Это хуже смерти! — горячо ответила я, проиграв взятку.
10 июля, Мальмезон (яркая луна, темные мысли)
— Мне тяжело об этом говорить, но она права, — сказала Тереза, протягивая мне флакон с лавандовым маслом — успокоительным средством для женщин, переживающих потрясение. — Если не Ла Грассини, то какая-нибудь другая шлюха. Мужья все таковы. Это то, с чем жена должна мириться. Но он хотя бы исполняет супружеский долг?
Я кивнула. Что-что, а это он делает. Теперь даже более пылко, чем прежде.
— Тогда на что вам жаловаться? Если он завел любовницу, это вовсе не значит, что он вас не любит.
«Любит» — не то слово: Бонапарт преклоняется передо мною.
— Вы не понимаете! — Как мне объяснить Терезе, каково это — быть любимой таким человеком, как Бонапарт? Быть его музой, ангелом, объектом всепоглощающей страсти? Мне что, лежать рядом с ним, пока он мечтает о Ла Грассини, ощущая исходящий от него чужой мускусный запах, слышать радость в его напевах и знать, что они вдохновлены любовью к другой? — Смириться с этим, Тереза? Никогда!
— Хотите, чтобы муж вас любил?
— Конечно.
— Тогда повторяйте за мной: «Принимаю все с любовью, прощением и великодушием».
Я послушно повторила, заставив Терезу рассмеяться:
— И без скрежета зубовного!
Без даты
Заказала еще три шляпы, два платья, семь пар туфель, пять пар шелковых чулок, две шали, ожерелье из рубинов и жемчуга.
14 июля, День взятия Бастилии, почти полночь
Я уже собиралась выехать на празднество, когда, вернувшись из Милана, прискакал Эжен.
— У тебя получилось! — обняла я сына. От него пахло лошадьми и дымом походных костров.
— Ох, мама!
— Что такое? — встревоженно переспросила я.
— Нет, ничего. Дело в тебе. Ты выглядишь… чудесно!