— С понижением в должности.
— Вы больше не министр полиции?
— «Сенатор Фуше», — презрительно уронил он. — Совершенно бесполезная должность.
— Не могу поверить!
Фуше — лучший министр полиции, какого только можно вообразить. Как будет обходиться без него Бонапарт? Если что-то неладно, Фуше всегда знает. Если замышляется покушение, он найдет заговорщиков.
— Это Бонапарт вас так?
Фуше — единственный из министров, обладавший мужеством говорить Бонапарту правду. Тот часто сердился на Фуше, это правда, но мы-то все знаем, что Наполеон обязан министру жизнью.
— По-видимому, мои услуги больше не требуются.
— Не понимаю… — Впрочем, я догадывалась, в чем причина. Фуше возражал против того, чтобы Бонапарт пожизненно стал первым консулом, и это приводило в ярость клан Бонапартов. Кроме того, Фуше — мой союзник.
— Еще одна победа клана, — с усмешкой подтвердил Фуше мои опасения.
Раннее утро
Вчера вечером пробовала поговорить с Бонапартом о Фуше, но задача оказалась непростой.
— Мне настоятельно советовали, — только и сказал Бонапарт. Я не посмела поднять вопрос о влиянии его родственников, об их ненависти ко мне. Бонапарт — хозяин Европы, но когда дело доходит до его семьи, он слабеет, и это ведет к опасным последствиям.
«Кровь — это все, — часто повторяет его мать. — Кровь — наша единственная сила».
«Кровь — ваша единственная слабость», — хочу я сказать ему, но не смею.
18 сентября, Сен-Клу
Совсем без сил! Переезжали под дождем. Комнаты в Сен-Клу просторны, но в них холодно. Когда прояснится, поедем с Бонапартом в парк на верховую прогулку.
Воскресенье, 19 сентября
Акушерка считает, что Гортензия родит первого октября, на несколько недель раньше, чем считалось прежде. Она же обмолвилась, что, возможно, родится мальчик.
— Так это замечательно! — Я бы и внучку любила всем сердцем, но рождение мальчика стало бы решением многих проблем.
— Но, мама, со времени нашей свадьбы это будет без трех дней девять месяцев, — сказала Гортензия, отрываясь от рисунка, над которым работала (копии «Ребенка» Греза). — Что подумает Луи?
Луи, чье возвращение с лечебных вод ожидается со дня на день.
«И что напишут английские сплетники?» — подумала я, но промолчала.
21 сентября, Сен-Клу, ясный, солнечный день
Вчера с вод вернулся Луи; увы, не все ладно. Его здоровье не улучшилось. Он совершенно не может пользоваться правой рукой. Дух его тоже неспокоен, ибо он угрожает утопиться, если ребенок родится преждевременно.
— Но Луи знает, что ты добродетельна, — попыталась я успокоить дочь.
Как бы примирить их?
— Конечно, мама, но его заботит лишь то, как все выглядит со стороны и что подумают люди.
— Он тебя любит, ты это знаешь. — Если бы Луи слышал распространяющиеся в Англии слухи, он бы, несомненно, пришел в ярость.
Мы разговаривали, прогуливаясь по дороге среди полей.
— Луи не было дома семь месяцев: очень долгий срок, — поучала я Гортензию, тщась придать ей терпения. — Воссоединение после долгой разлуки порой чревато ссорами.
Уж я-то отлично знаю по своему опыту.
— Лучше не позволять себе раздражаться, особенно в твоем положении.
Я обняла свою бедную неуклюжую дочь. Конечно, если она родит вовремя, это сильно упростит ей жизнь.
7 октября, Сен-Клу
Сегодня девять месяцев и три дня с тех пор, как Гортензия и Луи поженились.
— Я спасена, — сказала Гортензия, сложив руки, как на молитве.
Она склонна все драматизировать, но, честно говоря, все мы испытываем облегчение.
10 октября
Незадолго до полудня по аллее проскакала галопом лошадь. Я вышла на террасу посмотреть, кто приехал, но едва открыла дверь, как по лестнице взбежал Эжен и закричал, чтобы я торопилась.
— Что-то с Гортензией? — испугалась я.
— Началось, мам, я был с ней в этот момент! Луи велел мне скорее скакать за тобой.
Кто бы мог подумать, что поездка из Сен-Клу до центра Парижа может занять менее двух часов! Мы выехали из Сен-Клу в пять минут одиннадцатого, а уже за две минуты до полудня нетерпеливо дергали шнурок звонка у двери городского дома Гортензии и Луи.
— О, хорошо, что вы здесь, а то у меня руки заняты!
Обернувшись, мы увидели женщину в старомодном красном платье и переднике с фестонами из лент. Одной рукой она удерживала на голове табурет для родов, а в другой у нее был кожаный чемодан.