Меня не оставляли мысли об адюльтере Бонапарта, о его гневе.
— Клари! — позвала я дрожащим голосом, но громче, чем намеревалась.
Та вздернула голову и уставилась на меня с опаской.
— Пойду полежу. Пожалуйста, проводите меня.
«Вот и хорошо, — подумала я, вставая. — По крайней мере, я не дрожу».
Я оглядела спальню, будто видела ее впервые.
— Я… — Стоило мне заговорить, как полились слезы. — Я застала их… Бонапарта с мадам Дюшатель… — еле выговорила я. Руки ледяные, сердце колотится в груди. — Муж в бешенстве! Скоро он явится сюда, и…
— Пожалуйста, ваше величество, позвольте мне уйти! — испугалась Клари. — Его величество будет гневаться, решив, что вы открылись мне. Будет лучше, если он найдет вас в одиночестве.
Я села к туалетному столику, бездумно перебирая безделушки. Надела жемчужное украшение для волос, потом сняла. Этими острыми углами легко оцарапаться.
Вскоре дверь распахнулась. Вошел Бонапарт — босой, в одних чулках. Он вошел в комнату, фыркая, как бык, который вот-вот бросится вперед, опустив рога.
— Как вы смеете шпионить за мной? — вскричал он. — Я этого не потерплю!
Мне больно вспоминать это, ибо я вся сжалась, как зверек. Сжалась, но глаза оставались сухими. Муж крушил все, что мог, швырял бутылки и драгоценности в зеркало (осколки повсюду), отломал ножку у туалетного стула, разорвал кружевной полог над кроватью.
— Съезжайте отсюда немедленно! — Бонапарт расчихался от заполнившего комнату запаха жасмина. — Детали разводного процесса обсудим на следующей неделе, — сказал он, прижимая носовой платок к носу и рту.
Дверь за ним захлопнулась.
Пол был усеян осколками. Часы пробили восемь раз. Только восемь? Я встала, осторожно ступая, подошла к шнуру колокольчика и позвонила. К двери подошла горничная.
— Пожалуйста, передайте мадам Клари, что я хочу говорить с ней, — произнесла я на удивление спокойно. — По-моему, она в Желтом салоне.
Разинув рот от изумления, девушка долго озирала пол. Потом, подавив нервный смешок, заспешила по коридору.
Клари застала меня у туалетного столика, где я всматривалась в свое отражение в кривом осколке зеркала.
— О, ваше величество! — воскликнула она в ужасе от того, что стало с моей комнатой. — Вы целы?
— Да, — апатично отозвалась я. — Вы едете в Париж сегодня вечером?
— Наша карета прибудет к девяти, — сказала она, склоняясь, чтобы поднять два разбитых хрустальных графина. — Ох-ох! Может быть, мне остаться?
— Этим займутся другие. Мне бы хотелось, чтобы в Париже вы заехали к моему сыну и передали ему…
Я надолго задумалась, подперев подбородок рукой.
— Скажите, что у нас с императором произошла… размолвка, — наконец закончила я. — Скажите, император потребовал развода.
Тут я все-таки расплакалась.
— Мама! — позвал меня Эжен, стоявший в дверях спальни. Свет принесенного им фонаря делал его похожим на ангела. Конечно, мой сын всегда был для меня ангелом. — Ты не спишь? — тихо спросил он, оглядывая комнату.
Осколки стекла успели вымести, полог у кровати и зеркало заменили, но и после этого Эжен, видимо, заметил: что-то здесь изменилось.
— Войди, — попросила я, надевая ночной жакет. — Я просто лежала здесь…
Чертыхаясь, молясь, раскаиваясь…
— Ты знаешь, что случилось? Говорил с Бонапартом?
Мой сын кивнул и поставил фонарь на столик рядом с кроватью.
— Он сильно огорчен, — сообщил Эжен, опускаясь на табурет.
О многом ли поведал ему Бонапарт?
— Он подтвердил, что желает развода? — Голос отказывался мне повиноваться. — Сказал, что я застала его с женщиной?
И главное — знает ли Эжен, с кем именно я застала Бонапарта?
Сын с безразличным видом кивнул.
«Хорошо, — подумала я. — Значит, об Адель Дюшатель он не знает».
— Я сказал папе, что буду сопровождать тебя в изгнании…
Меня что же, вышлют?
— Даже если это означает возвращение с тобой на Мартинику, — улыбнулся он.
Эжен так меня любит!
4 ноября, почти полдень, я только встала
— Полагаю, ты уже слышала новость? — спросила я Мими, когда та подала мне чашку шоколада. Руки у меня дрожали, я старалась не разлить.
— Гонтье и Агата все мне рассказали, — округлила Мими глаза и подсунула записку мне под подушку.
«Севодня вечером княгиня Каролина сказала мужу, что все вышло по ее. Император делил ложе с девушкой, и ривнивая старуха застала его голышом. Теперь император разведется со старухой, тогда ани получат всё».