Никогда не сомневайтесь в моих постоянных нежных чувствах. Вы не понимаете меня, если думаете, что я смогу быть счастлив, пока Вы не обретете спокойствие.
До свидания, крепкого Вам сна.
1 января 1810 года, незадолго до ужина, Мальмезон
Какое ужасное начало года!
Несчастья начались после обеда. Слуги получили указание входить в музыкальную комнату по одному. Я должна была вручать каждому новогодний подарок, а они — сообщать мне, хотят ли остаться со мной или будут искать другое место.
— Шастули, вы не могли бы записать, что будет говорить каждый? — попросила я.
— Ха! Но кто запишет за мной?
— Желаете сообщить мне о своих намерениях немедля?
— Чего же ждать?
— Графиня д’Арберг, не затруднит ли вас? Не возражаете?
Моя высокая элегантная фрейлина без возражений постаралась втиснуться в маленькое кресло Шастули у низенького стола.
— А разве я не первая получу свой подарок? — спросила Шастули. — Он справа, с алым бантом.
Графиня д’Арберг сверилась с ярлычком и вручила подарок Шастули.
— Мой муж настаивает, чтобы я осталась при дворе, — сказала та, прикалывая к корсажу полученную в дар бриллиантовую брошь. — Но мне надо думать о своей семье, а вам фрейлина больше не понадобится, ведь вы не будете устраивать приемы и ужины.
Она взглянула на записанное графиней д’Арберг и поправила ее:
— Я сказала «ужины», а не «обеды».
— Значит, вы покидаете меня, Шастули? — Ее слова стали для меня ударом.
— Я уже написала императору, мадам, — сказала она, бочком подвигаясь к двери.
— Пришлите сюда Карлотту, будьте добры, графиня де Ларошфуко, — холодно попросила ее графиня д’Арберг.
Дверь за Шастули со стуком захлопнулась. Наступило гнетущее молчание. Даже канарейки замерли.
— Не желаете ли стать моей главной фрейлиной? — слабым голосом поинтересовалась я у графини д’Арберг.
— Я мечтала об этой должности с тех пор, как поступила к вам, ваше величество, — призналась она, не переставая писать, и перевернула страницу.
Меня это удивило. Графиня д’Арберг — бельгийская аристократка немецкого происхождения, имеющая прочные связи с правящими домами Германии. Я полагала, что она захочет остаться при дворе.
Дверь со скрипом приоткрылась.
— Ваше величество, вызывали меня? — Темные глаза Карлотты расширились, когда она увидела графиню д’Арберг за маленьким секретером Шастули.
— Да, — подтвердила я. Карлотта тоже покинет меня, в этом я не сомневалась. — Сегодня, как вы знаете, все сообщают мне о своих планах.
— Я хочу служить вам, ваше величество, — покраснела Карлотта, — если вы согласитесь оставить меня у себя. Простите, я что-то сказала не так? — растерялась она, увидев мою реакцию.
— Уверяю вас, мадам Гаццани, вы не совершили никакой ошибки, — успокоила ее графиня д’Арберг, протягивая моей чтице подарок.
— И это тоже, Карлотта. — Утирая слезу, я сняла кольцо и вложила ей в ладонь.
Весь день я проливала слезы, прощаясь со слугами. Несколько человек удалятся на покой с небольшой пенсией. Увы, одна из них — Агата. Она помолвлена со смотрителем усадьбы в Фонтенбло. Клари уверила меня, что хотела бы остаться, но здоровье вынуждает ее оставить службу. Мне будет не хватать ее.
В домашнем хозяйстве теперь меньше народу, но люди эти — самые лучшие. Мадемуазель Аврильо останется, будет заведовать гардеробом. Естественно, никуда от меня не денутся Мими и старый Гонтье.
— Я вас до могилы провожу, ваше величество, — торжественно произнес мой слуга, опираясь на трость и прижимая руку к сердцу.
Суббота, 17 февраля, полдень
«Монитёр» полна новостей о приготовлениях к «венчанию века», о предстоящих празднествах и спектаклях.
— Ваше величество, может быть, лучше не читать бюллетеней? — тихо, но настойчиво спросила меня графиня д’Арберг, подавая мне чашку чая и убирая газету подальше.
Понедельник, 19 февраля, накрапывает дождик
— Дяде не нравятся его уроки танцев, — сказал мне сегодня Уи-Уи.
Бонапарт берет уроки танцев?
— Тетя Каролина сказала, что он должен научиться, — объяснил Пети.
— Что ж, конечно, — фальшиво улыбнулась я. Сколько раз я пыталась убедить Бонапарта научиться танцевать, но в ответ слышала только: «Нет, это невозможно! Даже не вспоминайте об этом!» А теперь он решил научиться — ради своей молодой жены.