— Мое желание?
— Теперь я знаю, что значит любить.
Я не могла не улыбнуться в очередной раз, услышав это торжественное признание.
— Вас это огорчает? — спросила я. У него на лице было написано неподдельное страдание.
— У возбудившей мою любовь неприрученное сердце, за что, признаюсь, я люблю ее еще сильнее. И в любом случае скоро умру: если не от разбитого сердца, то потеряв голову на эшафоте. — Он торжественно сложил перед собой руки и сцепил пальцы.
— Пожалуйста, не томите меня, мой друг.
— Та, что завладела моим сердцем, написала письмо гражданину Жульену, любовнику Робеспьера, посланному шпионить за мной в Бордо. В этом письме она призналась ему в любви и жаловалась на меня, называя тираном! Она даже пробовала убедить его бежать с нею в Америку.
— Она послала это письмо Жульену? Как вы узнали об этом?
— История, друг мой, на этом не заканчивается. — Он допил вино и налил себе снова. — Жульен направил это послание в Комитет общественной безопасности. Разразился публичный скандал, в котором мне отведена роль дурака. — Он выглядел несчастным.
— Вероятно, это задумано Жульеном и Робеспьером, чтобы дискредитировать вас. Вы допускаете такую возможность?
Депутат Тальен отрицательно покачал головой:
— Я внимательно перечитал письмо. Написано ее рукой, ошибки быть не может. Она — ангел, завладевший моим сердцем, — и есть единственная причина моего поражения. Жульен обвинил меня перед членами комитета в том, что я — ее раб. Не могу отрицать этого!
— Где она сейчас? Этот ваш ангел…
— Я только что узнал, что она вернулась в Париж. Не могу передать вам, как мучительно мне знать, что она где-то рядом. — Он встал и принялся ходить, размахивая руками, в одной из которых держал стакан вина. — Вы ее, несомненно, знаете. Ее зовут Тереза… Тереза Кабаррюс.
Я была ошеломлена. Тереза Кабаррюс? Мы познакомились в каком-то салоне несколько лет назад. Еще девочкой она прославилась замечательной красотой и высоким ростом, ее называли амазонкой. Дочь казначея испанского короля, она происходила из семьи влиятельной и богатой, была одной из немногих женщин, допущенных в «Клуб 89» — замкнутый кружок, в который входили Мирабо, Лафайет, Сиес, Кондорсе… Разумеется, говорили, что ее вклад был сугубо нефилософский, и даже опубликовали памфлет на эту тему.
Вдруг я поняла глубинную причину несчастья моего друга. Молодой депутат Тальен, сын лакея, отдал свое сердце богатейшей, самой прекрасной и деятельной женщине Европы.
— Что за ужасное горе вы навлекли своими пожеланиями на своего друга! — воскликнул он. — Не гильотины я боюсь, но потери ее любви!
Я вздохнула. Вряд ли в таком возбужденном состоянии мой друг смог бы внять просьбам о помощи.
— Может быть, я смогу помочь? — предложила я сама.
А уж там посмотрим, чем можно помочь Александру, Фредерику и Мари…
16 марта
В девять часов утра, когда я вошла, Тереза Кабаррюс сидела перед зеркалом у открытого окна, выходившего на Сену, и пила шампанское. Молодая женщина (на вид лет двадцати), поразительно высокая, она была в не оставлявшем места для скромности халате с почти полностью открытым бюстом.
— Чем могу помочь? — спросила она, поворачиваясь, чтобы приветствовать меня. Едва заметный испанский акцент. Голос низкий и кроткий — без властности, столь характерной для людей ее положения.
Я обвела взглядом спальню. Среди цветущих растений нашлось место изысканным произведениям искусства. В углу стоял клавесин. У окна на мольберте — незаконченная картина. Многочисленные и разнообразные украшения свидетельствовали о тонком вкусе. В целом же все увиденное производило странное впечатление неестественности.
— Я здесь по поручению нашего общего знакомого, — начала я, заняв предложенное мне кресло.
Горничная сняла халат с плеч Терезы и стала массировать ей шею.
— Кто бы это мог быть? — спросила Тереза, обращая на меня взгляд своих огромных черных глаз.
— Человек, который вас очень любит.
Тереза игриво посмотрела на меня.
— Ах… но их так много.
Я улыбнулась, ей легко можно было поверить. Вполне возможно, что все мужчины Парижа вожделели такое создание.
— Находите меня тщеславной?
— Нахожу вас обезоруживающе честной, — призналась я.
— Вас это беспокоит?
— Я ценю честность.
Она пристально посмотрела на меня и сказала:
— Мы подружимся.
Мы допили бутылку шампанского. Я сообщила ей, что депутат Жульен направил ее письмо в Комитет общественной безопасности.